Отошла княжна, задумалась, разрумянилась и тихохонько на пальчиках подошла к третьему терему с сенями из чистого золота.
Стоит княжна и слушает, а из терема песня льется, звонкая, словно соловей в саду засвистел. А за голосом струны звенят звоном серебряным.
«Войти ли мне? Переступить порог?»
И страшно княжне и поглядеть хочется.
«Дай, — думает, — загляну одним глазком».
Приоткрыла она дверь, заглянула в щелку и ахнула: на небе солнце и в тереме солнце, на небе звезды и в тереме звезды, на небе зори и в тереме зори. Вся красота поднебесная на потолке расписана.
А на стуле из драгоценного рыбьего зуба Соловей Будимирович сидит, в золотые гусельки играет.
Услыхал Соловей скрип дверей, встал и к дверям пошел.
Испугалась Забава Путятишна, подломились у нее ноги, замерло сердце, вот-вот упадет.
Догадался Соловей Будимирович, бросил гусельки, подхватил княжну, в горницу внес, посадил на ременчатый стул.
— Что ты, душа-княжна, так пугаешься? Не к медведю ведь в логово вошла, а к учтивому молодцу. Сядь, отдохни, скажи мне слово ласковое.
Успокоилась Забава, стала его расспрашивать:
— Ты откуда корабли привел? Какого ты роду-племени?
На все ей учтиво Соловей ответы дал, а княжна забыла обычаи дедовские, да как скажет вдруг:
— Ты женат, Соловей Будимирович, или холостой живешь? Если нравлюсь я тебе, возьми меня в замужество.
Глянул на нее Соловей Будимирович, усмехнулся, кудрями тряхнул:
— Всем ты мне, княжна, приглянулась, всем мне понравилась, только мне не нравится, что ты сама себя сватаешь. Твое дело скромно в терему сидеть, жемчугом шить, вышивать узоры искусные, дожидать сватов. А ты по чужим теремам бегаешь, сама себя сватаешь.
Расплакалась княжна, бросилась из терема бежать, прибежала к себе в горенку, на кровать упала, вся от слез дрожит.
А Соловей Будимирович не со зла так сказал, а как старший младшему.
Он скорее обулся, понаряднее оделся и пошел к князю Владимиру:
— Здравствуй, князь-Солнышко, позволь мне слово молвить, свою просьбу сказать.
— Изволь, говори, Соловеюшко.
— Есть у тебя, князь, любимая племянница, — нельзя ли ее за меня замуж отдать?
Согласился князь Владимир, спросили княгиню Апраксию, спросили Ульяну Васильевну, и послал Соловей сватов к Забавиной матушке.
И просватали Забаву Путятишну за доброго гостя Соловья Будимировича.
Тут князь-Солнышко созвал со всего Киева мастеров-искусников и велел им вместе с Соловьем Будимировичем по городу золотые терема ставить, белокаменные соборы, стены крепкие. Стал Киев-город лучше прежнего, богаче старого.
Пошла слава о нем по родной Руси, побежала и в страны заморские: лучше нет городов, чем Киев-град.
Про прекрасную Василису Микулишну
ел раз у князя Владимира большой пир, и все на том пиру были веселы, все на том пиру хвалились, а один гость невесел сидел, меду не пил, жареной лебедушки не ел — это Ставер Годинович, торговый гость из города Чернигова.
Подошел к нему князь:
— Ты чего, Ставер Годинович, не ешь, не пьешь, невеселый сидишь и ничем не хвалишься? Правда, ты и родом не именит, и ратным делом не славен, — чем тебе и похвастаться?
— Право слово твое, великий князь, нечем мне хвастать. Отца с матерью у меня давно нету, а то их бы похвалил… Хвастать золотой казной мне не хочется: я и сам не знаю, сколько ее у меня, пересчитать до смерти не успею.
Хвастать платьем не стоит: все вы в моих платьях на этом пиру ходите. У меня тридцать портных на меня одного день и ночь работают. Я с утра до ночи кафтан поношу, а потом и вам продам.
Сапогами тоже не стоит хвастаться: каждый час надеваю сапоги новые, а обносочки вам продаю.
Кони все у меня златошерстные, овцы все с золотым руном, да и тех я вам продаю.
Разве мне похвастать молодой женой Василисой Микулишной, старшей дочерью Микулы Селяниновича. Вот такой другой на свете нет!
У нее под косой светлый месяц блестит, у нее брови черней соболя, очи у нее ясного сокола.
А умней ее на Руси человека нет. Она всех вас кругом пальца обовьет, тебя, князь, и то с ума сведет.
Услыхав такие дерзкие слова, все на пиру испугались, приумолкли…
Княгиня Апраксия обиделась, заплакала. А князь Владимир разгневался.
— Ну-ка, слуги мои верные, хватайте Ставра, волоките его в холодный подвал, за речи обидные прикуйте его цепями к стене. Поите ключевой водой, кормите овсяными лепешками. Пусть сидит там, пока не образумится. Поглядим, как его жена нас всех с ума сведет и Ставра из неволи выручит!