Впрочем, нарочитая идеализация короля (царя) и королевской (царской) власти, частично присущая сказкам сборника П. Тимофеева, не в меньшей мере характерна и для сказок «Лекарство от задумчивости» и «Старая погудка»; особенно же она заметна в сборнике «Дедушкины прогулки».[122]
Обращает на себя внимание, что среди действующих лиц сказок сборника П. Тимофеева почти нет царей, царевичей, царевен — характерных персонажей русской волшебной сказки. Вместо них фигурируют короли, королевичи и принцессы. Подобная лексическая замена есть своеобразная дань составителя установившейся книжной традиции, идущей от переводного волшебно-рыцарского романа и повестей Чулкова и Левшина.[123]
Той же книжной традицией можно объяснить встречающиеся у П. Тимофеева, правда значительно умеренней, чем у составителей трех других сборников, вымышленные имена королей (например, король Риген, король Ракар) и наименования королевств или государств: Бельское, Дурлахское, Еракское, Пароское и др.
На второе место после «Сказок русских» П. Тимофеева мы бы поставили сборник «Лекарство от задумчивости». Он также был задуман и выполнен как отдельное самостоятельное издание, в котором отбор материалов, их систематизация и обработка, очевидно, осуществлялись одним лицом. Сборник отличается однородностью входящих в него сказок. Все они относятся к отделу «волшебных» и, за исключением одной — «История о славном и сильном витязе Еруслане Лазаревиче»,[124] по-видимому, заимствованы из устной передачи.
Как по характеру содержания, композиционной слаженности и полноте, так и по манере стилистической обработки «Лекарство от задумчивости» близко к «Сказкам русским» П. Тимофеева, и потому есть своя закономерность в том, что именно эти два сборника явились основным источником сказочного лубка конца XVIII — первой половины XIX века.
Сборник «Старая погудка» имеет безусловно свои достоинства. Он намного шире, нежели предыдущие два сборника, охватывает русский сказочный репертуар, включая наряду с волшебными сказки новеллистические и о животных. Особенность сюжетного состава и усиление бытовой тематики, естественно, заметно отражаются на облике всего издания. Как показала И. М. Колесницкая, в «Старой погудке» встречаются тексты с ясно выраженными чертами крестьянского быта и народной идеологии (например, сказка «О хитром воре Климке»). Она установила прямую зависимость слога отдельных сказок сборника от народной сказки.[125] И все же с основным выводом исследовательницы о том, что этот сборник «является наиболее фольклорным из всех четырех сборников второй группы»[126] мы согласиться не можем.
По сравнению с «Лекарством от задумчивости» и «Сказками русскими» П. Тимофеева сборник «Старая погудка» очень пестр и эклектичен по своему составу, языку и стилю. В него входят не только сказки, но и литературные произведения типа повестей В. Левшина — «Сказка о царевиче Еруслане[127] Хиразовиче, сильном могучем богатыре» (ч. I) и «Сказка влюбленный дух, или Приключения дона Альвара» (ч. II);[128] «Сказка о Остромоносе-королевиче» (ч. III) — пересказ «История о принце Адольфе Лапландском»[129] и некоторые другие.
Утверждение, что в «Старой погудке» «преобладает сказка новеллистическая»[130] также лишено оснований, поскольку и здесь на первом месте все-таки стоит волшебная сказка.[131]
Материалы в «Старой погудке» располагаются без какой-либо системы; сказки различных видов перемешаны между собой и в их группировке ничего, помимо чисто коммерческих расчетов, уловить невозможно.
Причины бессистемного расположения материалов в сборнике объясняются тем, что он издавался выпусками и, следовательно, каждая из трех частей комплектовалась и брошюровалась самостоятельно. Кроме того, в каждый выпуск, лимитированный по объему и цене,[132] отбирались сказки с учетом главным образом их размера, а не содержания. В ряде же случаев, когда размер сказки превышал положенную норму, она произвольно сокращалась, на что обратил внимание В. И. Чернышев. Он привел ряд примеров неудачной редакторской правки, справедливо указав при этом, что в третьей части «Старой погудки» книжный, элемент «несомненно преобладает», «редакция менее тщательна, тексты часто сокращены и иногда скомканы».[133]
Еще дальше от народной традиции, чем «Сказки русские» П. Тимофеева, «Лекарство от задумчивости» и «Старая погудка», стоит сборник «Дедушкины прогулки», составитель которого «не ориентировался полностью на сохранение колорита народной сказки» и давал «сильно переработанный текст».[134] Из десяти сказок этого сборника по близости к фольклору, пожалуй, можно выделить две — «Сказку о некоем башмачнике и слуге его Притычкине» («Указатель», *823 I) и «Сказку о Иване-царевиче, Жар-птице и сером волке» («Указатель», 550), но и они во многом сугубо стилизованы под книжную речь.
123
След проводившейся замены, как нам кажется, нельзя не видеть в сказке об Иване-царевиче (№ 30), где составитель, поставив на место царя
124
Есть все основания предполагать, что «История» об Еруслане Лазаревиче, принявшая форму русской народной сказки, воспроизведена с какой-нибудь старинной рукописи.
128
Оба произведения занимают почти половину объема 1-й и 2-й частей «Старой погудки» (одно — 110 страниц, другое — 84).
131
Из общего числа произведений «Старой погудки» (42 номера) к новеллистическим сказкам относится немного более 1/4 (11 номеров), тогда как к волшебным (за вычетом литературных повестей) — почти половина (20).
132
Из 18 выпусков «Старой погудки» 12 насчитывали по 31—32 страницы и почти все продавались по одной цене — 20 коп. за выпуск.