— Красиво как… — сказала Маруся, вздрагивая и голосом, и всем телом.
— Ты озябла, мам?
— Нет… Это я от страха. Никогда не видела такого неба. Тебе не страшно, Вань?
— Вот если бы Полярная звезда съехала к горизонту, я испугался бы. Но она, слава Богу, на месте.
Они стояли рядом, только головы да плечи наружу; даже дыхание затаивали — так тихо было.
— Я не узнаю этого неба, — растерянно говорила Маруся. Ведь ни одного знакомого созвездия! Слишком много звезд, а некоторые очень уж крупны.
Над самым горизонтом бесшумно плыло то ли серое облако, то ли огромная птица. Впрочем, ни то, ни другое сравнение не объясняло, что же это такое было, но оно имело неестественную соразмерность в очертаниях — нет, это не облако.
Звезды исчезали, заслоняемые этим летящим объектом, а на его боку светились оранжевые огни, расположенные в линию; короткий луч щупал землю внизу — так плывущая утка выискивает на дне водоема корм.
Все отчетливей становились обтекаемые очертания небесного корабля, и словно бы сияние запечатлелось над ним… в форме угловатых парусов на трех высоких мачтах!
Несколько мгновений спустя, с необыкновенной отчетливостью Сорокоумовы увидели, как отделилось от него нечто белое и круглое, с просвечивающим внутри голубоватым шаром наподобие желтка в курином яйце: то есть середина, где полагалось быть желтку, была наполнена голубоватым светом. Оно стало плавно спускаться, пересекло линию горизонта, взрывая снег, на расстоянии этак в километре или даже менее… на фоне снега очертания его вырисовывались уже не так резко, хотя и вполне отчетливо. В голубоватой сердцевине можно было различить несколько человеческих фигурок… да, именно человеческих, — отчетливо видны были головы, руки, ноги…
«Яйцо» вошло в соприкосновение с поверхностью снега на расстоянии этак километра от деревни Лучкино и скрылось, утонуло. Тотчас же еще одно «яичко» отделилось, но не стало спускаться вниз, как первое, а заскользило наискось, приостановилось и двинулось дальше, после чего скрылось.
Ваня с Марусей проследили за его полетом, а когда оглянулись, большого корабля уже не было: то ли улетел, то ли растворился, растаял.
— Почему ты молчишь, Вань? — спросила потрясенная Маруся. — У меня ум за разум… Что это такое?
Он пожал плечами.
— Но ты же видел! Скажи хоть что-нибудь.
— Дело ясное: прилетел неопознанный летающий объект… с него сошли мужички в лаптях или босиком…
— Какие мужички?
— А вот те, что мы встретили давеча.
— Откуда же они взялись?
— Спроси что-нибудь полегче. Вот и белые офицеры тоже… может и они оттуда.
— Неужто в самом деле прилетели? Что ты такое говоришь, Ваня!
Маруся даже возмутилась, то ли на сына сердясь, то ли на «мужиков» да «белых офицеров».
— Не напрягайся, — посоветовал сын, — а то крыша поедет. Относись как к делу обычному. Подумаешь, корабль в небе! Подумаешь, инопланетяне в лаптях! Пусть гуляют… Завтра, глядишь, кваском нас угостят. Абсурд, конечно, но уж такова наша жизнь: все перевернуто с ног на голову.
Он хотел рассказать матери, как угодил давеча в чужую баню, но решил пока не делать этого.
По пути домой неясная догадка или призрачное воспоминание мучило его: он видел, видел ранее этот плывущий по небу парусный дирижабль… и то, как от него медленно и плавно отделилось нечто меньшее по размеру, с размытыми очертаниями, похожее на яичко с мерцающим «желтком».
Где он это видел? Когда? Наверно, во сне…
И вдруг его озарило: да, он видел это! Когда мчался от Сухого Поля на своем мотоцикле, перед глубокой ручеиной с узким мосточком, глянул на небо по какому-то странному желанию — там было как раз то летящее, похожее и на дирижабль, и на плывущую утку, и… да бессмысленно искать сравнение! Его тогда поразило, что над этим огромным летящим объектом сияли на солнце белые паруса… как над кораблем времен великих географических открытий.
В то мгновение, когда мотоцикл потерял опору, Ваня увидел и отделяющееся «яичко»… На этом все и оборвалось.
Теперь ему казалось, что он близок к разгадке происходящего, но в чем она, эта разгадка, не понимал.