– Ах он, собачий сын! Я его наградил, к почётной должности приставил, а он меня срамить вздумал, да ещё и бунтовские речи заводит!.. Эй, стража, надеть на дерзкого колодки да сунуть в сырой подвал, а завтра сам разбираться с ним буду!
Побежали стражники в караулку, а солдат сразу смекнул, что по его душу пришли, и первым делом ранец на плечи нацепил.
Привели его в подвал, набили на руки и на ноги колодки, а ранец в угол бросили.
Как остался солдат один, сразу подобрался к ранцу и побарабанил по нему пальцами. Тут же явились перед ним братцы-молодцы.
– Что прикажешь? – спрашивают.
– Для начала деревяшки эти с меня снимите, – велит солдат, – а то не привык я к такой одёжке.
Разом отомкнулись колодки дубовые.
– А теперь разузнайте, по чьему злому навету меня заковали!
Слетали братья во дворец и доложили солдату о клевете боярской.
«Понятное дело, – соображает наш солдат. – Видать, они и есть те ночные ворюги, а я им давеча поживиться не дал».
– Только прикажи, хозяин, – спалим злодеев вместе с их хоромами или в Неве утопим!
– Нет, – покачал головой пленник, – не моё дело суд рядить, моё дело – пост охранять. Так что вы меня, как стемнеет, к дверям казны перенесите, а пока что я подремлю малость.
Положил голову на ранец и захрапел.
А ввечеру сунулись бояре к казённой палате и только ключ к замку приладили, как вдруг:
– Стой, воровское отродье!
Кинулись толстобрюхие наутёк, лишь через три квартала остановились дух перевести.
– Что за лихо? – недоумевают все трое. – Он же в колодках сидит – сами охрану у дверей видали! Когда выбраться успел?.. Ну, ничего, в другой раз не выберется.
И с утра пораньше бегут опять к царю.
– Беда, – голосят наперебой, – вовсе народец обнаглел – твой царский приказ не исполняют!
– Как так?
– Стража темницу вполглаза охраняет, а солдат, в колодки по твоему приказу посаженный, свободно по городу гуляет и опять же твоё величество позорит: «Мне, мол, царский указ – не указ, я царя в бараний рог согну да в канаву закину!»
Пуще прежнего взъярился Пётр, аж щека у него задёргалась.
– Схватить мерзавца, заковать его в кандалы чугунные да кинуть в яму! И приставить к яме тройную охрану, а прежних стражей выпороть как сидоровых коз!
А тем временем солдат с поста возвращается. Тут налетают на него дюжина гренадеров, отбирают ружьё и руки скручивают. Хотели и ранец забрать, да он не отдал.
– Не трожьте, – кричит, – царский подарок погаными лапами!
Заковали его вместе с тем ранцем в кандалы, сунули в яму и крышкой на замках сверху прикрыли.
Да только опять всё как в первый день обернулось. Вновь очутился солдат на посту и так казнокрадов пугнул, что они до самой гавани без передыху улепётывали, будто за ними эскадрон кавалерии гонится.
На сей раз велел солдат отнести себя на прежнее место, в яму.
«Ох, видно, и вовсе я боярскому племени поперёк горла встал, – размышляет он. – Что-то они в этот раз удумают? Снова на меня брехать вряд ли станут – не поверит им царь в третий-то раз. Ну ладно, поглядим».
А бояре, как от страха очухались, и впрямь стали думу думать. Поначалу решили у охраны допытаться – как это пленник из цепей да из ямы выбрался?
Пугали они стражников, денег им сулили – те только руками разводят.
– Вот чем хошь присягнём – весь день и всю ночь глаз не смыкали и от ямы ни на шаг не отлучались!
Сняли замки, подняли крышку:
– Вон он, на дне – как сидел, так и сидит!
Отступились бояре, задумались крепче прежнего.
– Не мог он сам вылезти, – бормочет один.
– Не иначе – колдовство, – шепчет другой.
– В ранце вся его сила! – вдруг сообразил третий. – Недаром же он его у царя в награду выпросил! Секрет того ранца сам царь не знал, а этого дурака, видать, нечистый надоумил… А ну, стража, откидывай снова крышку!
Те послушались. Боярин и кричит в яму:
– Эй, солдат! Как ты есть отныне государственный преступник, то со службы уволен и ранец тебе не полагается. Сдай его немедля!
– Да мне, – отвечает снизу солдат, – не докинуть его со дна-то. Спускайте верёвку, привяжу – тогда и вытяните.
Послали одного гренадера за верёвкой, а солдат, не мешкая, постучал по ранцу, вызвал молодцов: