Во втором из рассматриваемых периодов, который охватывает четыре десятилетия XIX в. (1811–1849 гг.) состав представленных групп претерпел существенные изменения. Как видно из сравнения таблиц la и 16, область происхождения студентов теперь охватывала более широкую территорию, чем в XVIII в.; к ней, в частности, добавились земли юга России (Бессарабская губ., Одесса). Среди общего числа студентов 61 % составили носители иностранных фамилий, прежде всего немецких (хотя встречаются двое дворян с молдавскими фамилиями из Бессарабии и, по крайней мере, один француз), а соответственно, 39 % относилось к русским фамилиям, среди которых уроженцы Украины и Белоруссии уже не образовывали весомую самостоятельную группу, но насчитывали всего несколько десятков человек. Заметное (почти в два раза по сравнению с XVIII в.) процентное увеличение доли русских студентов немецкого происхождения и, соответственно, снижение доли «коренных» русских студентов указывает, на наш взгляд, прежде всего на успехи российской системы высшего образования. Если российские немцы в силу своего происхождения еще сохраняли тяготение к немецким университетам, то в первой половине XIX века потребности значительного количества русских студентов уже вполне удовлетворяло обучение в отечественной высшей школе, а их все-таки довольно существенное количество за границей было обусловлено, прежде всего, усилиями правительства по подготовке будущих профессоров российских университетов.
На это же указывает и анализ сословного показателя. Среди обладателей немецких фамилий было всего 2 барона, а среди русских был только один титулованный студент (А. А. Суворов, князь Италийский, граф Рымникский, внук полководца), да и в целом, дворянским происхождением в каждой из групп в таблице 2б обладало меньшинство студентов. Этот факт, как и практически полное исчезновение категории представителей студенчества из титулованных русских фамилий свидетельствовал о переходе общественных предпочтений в кругу дворянства с немецких университетов, как было в XVIII веке, на российские. Значительное же число недворян среди обладателей русских фамилий, как и в предыдущем столетии обязано своим появлением командировкам за государственный счет.
Рассмотрим теперь, каково распределение российского студенчества по немецким университетам для двух выбранных отрезков времени. Данные по периоду 1698–1810 гг. представляет следующая таблица.
Как следует из этой таблицы, в 20 матрикулах немецких университетов встречаются имена русских студентов в общем количестве 768 записей (из них, как было сказано, 637 уникальных имен). Количество записей больше числа имен, так как один и тот же студент мог несколько раз записываться в матрикулы разных университетов.
В шести крупных немецких университетах — Гёттингене, Галле, Кёнигсберге, Лейпциге, Страсбурге и Лейдене (последний, как будет объяснено в главе 1, являлся немецким по типу, хотя, конечно, не по государственной принадлежности) количество поступивших русских студентов составляет в сумме 597, т. е. около 78 % от общего их потока (см. диаграмму). На десять университетов, которые можно назвать значимыми для русско-немецких университетских контактов — помимо названных, это еще Виттенберг, Иена, Киль и Эрланген — приходится 93 % от всех студентов, поступавших в немецкие университеты. Остальные десять университетов, где зафиксировано пребывание студентов из России в XVIII — начале XIX века — Альтдорф, Вюрцбург, Гейдельберг, Гельмштедт, Гиссен, Марбург, Росток, Тюбинген, Франкфурт-на-Одере и Фрейбург — в сумме получают менее 7 % студентов.
Интересно сравнить эти данные с общими пропорциями посещаемости различных университетов Германии. К двум крупнейшим из них относились Галле и Иена, особенно в первой половине XVIII века, когда каждый из них насчитывал свыше 500 ежегодно поступавших студентов[75]. Между тем, Галле стоит лишь на шестом месте по посещаемости среди русских студентов (основная масса которых действительно приходится на первую половину века), а в Иене присутствие «великорусских» студентов практически не отмечено (единственное исключение — приезд туда Я. И. Карцева в ходе образовательной командировки выпускников Петербургского педагогического института в 1808 г.; также мало было в Иене и малороссов). В то же время, относительно малочисленный университет в Страсбурге (около 150 студентов в год) удерживает одно из лидирующих мест в нашем списке. Объяснение этому — в истории постепенной эволюции типа немецкого университета от средневековой корпорации навстречу идеям эпохи Просвещения (см. главу l). Иена и, в меньшей степени, Галле еще сохраняли много черт, принадлежавших к старому типу учебных заведений, тогда как открывшийся в 1737 г. Гёттингенский университет — лидер по числу русских студентов — во второй половине XVIII века стал не только одним из самых крупных (около 400 поступающих в год), но и передовых университетов Германии в том смысле, что обучение там максимально удовлетворяло социальным нуждам привилегированных сословий, с одной стороны, и подготовке студентов на самом высоком научном уровне, с другой. Этим объясняется популярность Гёттингена не только в России, но и в других странах Европы; можно сказать, что по своему назначению он с самого начала служил общеевропейским образцом высшего учебного заведения. В той же степени репутацию такого «университета Просвещения» получил в середине XVIII века и Страсбургский университет. К тому же, и в Гёттингене, и в Страсбурге у России существовали свои «сочувственники» — ученые среди университетских профессоров, готовые помогать обустройству там русских студентов, находившиеся в длительной переписке с Академией наук (или позже с Московским университетом). Именно поэтому Россия, как в смысле государственных учреждений, так и общественного мнения, с самого начала ориентирует свой выбор на наиболее передовые немецкие университеты. Примером здесь также может служить Эрланген — университет, основанный в середине XVIII века по примеру Гёттингена, но в гораздо меньших масштабах (не более юо студентов в год), который тем не менее привлек определенное число студентов из России, представлявших верхушку русского дворянства. С другой стороны, таблица за показывает, как может обмануть, например, часто повторяемое в теме русского студенчества за границей в связи с именем Ломоносова название Марбургского университета. Это, действительно, достойное учебное заведение принадлежало, тем не менее, к числу малых немецких университетов (от 50 до юо студентов в год), и Ломоносов попал туда в 1736 г. исключительно благодаря присутствию там знаменитого философа Христиана Вольфа (см. главу 3). Поэтому Ломоносов и его спутник Дмитрий Виноградов оказались единственными «великорусскими» студентами за весь рассматриваемый период: кроме них, еще одного жителя Минска с польской фамилией и четырех столичных немцев, выходцев из России в Марбурге за данный период больше не было.
75
Данные о посещаемости немецких университетов в XVIII веке основаны на классической работе: