Авторитет Гёттингенского ученого общества скоро сравнился с ведущими европейскими академиями, и в частности оно повлияло на организацию ученых обществ при российских университетах в начале XIX в. А уже с 1739 г. университетом издавалась «ученая газета» — Göttingische Zeitungen von Gelehrten Sachen (более позднее название Göttinger Gelehrte Anzeigen) — одно из старейших периодических научных изданий в Германии, выходившее три раза в неделю (!) и состоявшее из рецензий на публикации и кратких сообщений о новых событиях в различных отраслях знаний. Как и другие стороны организации научной деятельности в Гёттингене, «Гёттингенские ученые ведомости» представили важный, в том числе и для России, образец по созданию научной периодики, получивший множество последователей.
Наконец, немалую роль в росте популярности Гёттингенского университета сыграл его «благородный», привилегированный характер. Покровительство английского королевского двора и обучение здесь наследных принцев, привилегии и высокие чины, которые имели профессора университета, характер преподаваемых наук, особенно политических, развивавшихся в соответствии с интересами и нормами эпохи Просвещения, способствовали привлечению сюда студентов-дворян и даже титулованной знати со всей Европы. С середины XVIII в. к ним присоединяются и русские дворяне. В течение одного 1772 г. в Гёттингенский университет записалось около 400 новых студентов, что сделало его с этого времени самым посещаемым среди немецких университетов, оставив тогда позади даже Галле с его примерно 360 поступающими в год. К 1789 г. ежегодное количество поступавших в Гёттинген достигло максимальной отметки в 440 человек, хотя в дальнейшем на рубеже XVIII–XIX вв. эти цифры несколько снизились[108].
Именно в 1789 г. директор гимназии в Берлине Фридрих Гедике по поручению прусского короля объезжал все немецкие университеты за пределами Пруссии с целью познакомиться с их тогдашним состоянием и уровнем преподавания. Отчет Гедике может служить впечатляющим свидетельством того, что Гёттингенский университет действительно являлся тогда лучшим в Германии, если не во всей Европе. Всё в нем показывало успех «модернизации», отличаясь от большинства клонившихся к упадку и едва поддерживавших свое существование средневековых немецких высших школ. Так, например, Гедике особо отметил характер лекций, которые читались в Гёттингене. О физике Г. К. Лихтенберге, друге Гёте, известном просветителе и острослове, афоризмы которого надолго пережили свое время, Гедике писал: «Его речь с кафедры настолько же естественна и непринужденна, как если бы он говорил в повседневной жизни, и притом весьма поучительна». Но главное, что поразило берлинского наблюдателя — это особое отношение, которое все гёттингенские профессора питали к собственной Aima mater, слава которой, с одной стороны, целиком была обязана их учености, но с другой, усиливала их же собственную репутацию. «Нигде я не нашел в профессорах такой любви к своему университету, как здесь. Кажется, что для них само собой подразумевается, что их университет — первый и лучший среди всей Германии, и об этом обычно говорится с некоторым родом сожаления об остальных университетах… Часто можно с трудом удержать улыбку, когда слышишь разговоры некоторых Гёттингенских профессоров с таким энтузиазмом в голосе, как будто за пределами городских стен Гёттингена нельзя найти ни просвещения, ни учености. Между тем, эта университетская гордость приносит здесь свое хороше воздействие. Она создает определенный Esprit de corps (дух корпорации), которого я нигде в такой мере не встречал. Каждый профессор не только рассматривает честь университета как свою собственную, но и наоборот, свою собственную и своих коллег честь как честь университета. И поэтому те начала коварства, зависти, желания растоптать или оклеветать другого, которые в других университетах так часто причиняют много досады и огорчения, здесь встречаются несравненно реже, или по крайней мере, меньше бросаются в глаза. Здесь обычно говорят о слабостях своих коллег с большей пощадой, чем в других университетах. Здесь более, чем где бы то ни было, склонны хвалить и прощать то, что только возможно как-нибудь похвалить или простить»[109].
На рубеже XVIII–XIX вв. уже можно сказать, что в Гёттингене в той или иной форме содержалось почти все, что позже составило понятие «немецкого классического университета». Однако созданный на английские деньги «рай для ученых» был абсолютно элитарным и космополитичным. По легенде, Наполеон даже произнес слова о том, что «Гёттинген принадлежит не одному Ганноверу, и даже не Германии, но всему миру». Именно поэтому, его влияние на еще сохранявшуюся в XVIII веке старую немецкую университетскую систему, в целом, было незначительным. Требовались какие-то внешние причины, чтобы решительно встряхнуть эту систему, и в такой роли выступили наполеоновские войны. Они перекроили карту немецких государств, при этом часть университетов, оказавшихся на завоеванных территориях, была директивно закрыта (подобно тому, как это случилось во Франции во время революции), а на прочих землях был нанесен необратимый урон финансированию тех из них, собственные средства и посещаемость которых и без того сокращались.
108
109