Дела «о пускании порчи по ветру» разбирались в московских приказах XVII в. «Ведун Яшка Салаутин рассказывал: „Портил де я изо рта, пускал по ветру на дымкою, ково увижу в лицо, хотя издалеча“. Колдун Терешка Малакуров „стал пускать на ветр на собаку“. На близком расстоянии порча передавалась через простое дуновение. В 1676 г. добренская женка Аринка, желая „испортить“ попадью, обратилась к помощи своей свекрови; последняя научила ее: „Как де попадья пойдет из хором, и ты де пойди ей встречу, и молви ей тихонько приговор, и дунь на нее, и ее де отшибет обморок“» 〈Черепнин, 1929〉.
В быличке, записанной на Терском берегу Белого моря (конец XX в.), летучий «портёж» невидим, но слышим. «Я, етово, работала сторожем в ночи, в церкви. А уж такой тихой вечер! Вышла на угор вот здесь. Вышла на угор, стою. Вдруг слышу, на этом кладбищи как свист какой-то! И пошло через реку. Засвистело и через реку полетело. И меня… Що-то тако со мной вот получилось, шо я пришла заболела – со спиной или чем ли. А потом вот говорила Платонида, шо вот это портёж шел… „Летел через реку, – говорит, – не в ту сторону летел. Если бы в ту, он на тебя бы, может быть. Может, на Колонихи… На другое имя летел, дак“» (мурм.).
Как и ветер, несомая ветром порча стихийна: порча в виде заклятия и данная в пище и питье неизменно входит в тело того, кому «дано», а пущенная по ветру и по воде – «на кого попадет» 〈Попов, 1903〉.
«Ветроносные килы» перемещаются в воздухе, становясь особо опасными в «недоброе» время. «В сутках три минуты есть плохие. Когда из дому выходишь поутру, то надо сказать: „Тпру-килу, тпру-килу, тпру-килу“. Потому как неизвестно, на какую минуту попадешь (от килы, пущенной по ветру)» (волог.).
Лечение принесенных ветром болезней включало относ (подарок) вызвавшему их ветровому духу, ветру, сопровождаемый обращением к нему. «Хозяин-батюшка, прости раба и рабу. Вот тебе хлеб и соль и низкий поклон от раба Божьего [имя]! Ты, и крестовой [дух на перекрестке дорог], и пудовой [устрашающий], ты, дворовой, и северный, и южный, и западный, и всходный, и лесовой, и полевой, и водяной, и ночной, и полуночный, и денной, и полуденный, и все вы меня, грешного, простите!» (смолен.) Заговор произносили трижды, обводя «крайчиком» (краюшкой хлеба) вокруг головы больного. Затем «крайчик» клали слева от занедужившего человека – для ветрового.
От портежа с ветра архангельские крестьяне «берут из трех прорубей или колодцев воду, которою окачивают больного по три раза. При черпании воду всегда размахивают на посолонь, а почерпнувши, приговаривают: „Царь речной! Дай воды неболтаной, на леготу, на здоровье рабу Божьему [имя]!“». Когда несут воду, со встретившимися людьми не здороваются и не говорят.
Порчу, пущенную по ветру, изгоняют лук, чеснок, редька: «запаха луку и чесноку будто бы не любит нечистая сила» (волог., вятск., костр.) 〈Попов, 1903〉.
Ветер – не только самостоятельное живое существо. Он сопровождает леших, покойников, нечистую силу, чертей, которые вызывают ветер либо становятся им.
Леший – ветер, вихрь в представлениях крестьян XIX–XX вв. зачастую заслоняет лешего – «хозяина» леса. «Ветер – это леший с крыльями, который, когда разыграется и начнет сильно кружиться и махать крыльями, производит вихрь» (тульск.). Один из традиционных обликов лешего – летящий «как ветер» конь, всадник либо кучер на тройке быстрых коней.
Воздух – необходимое условие бытия всего сущего; ветер – движение воздуха, «вздох», дыхание мира, «с прекращением действия которого в природе как бы все засыпает» 〈Соболев, 1913〉. Одновременно это и дыхание человека, залог его жизни. «Душа по выходе из тела и до соединения с ним есть ветер» 〈Потебня, 1914〉.
Завывание ветра считают плачем покойников; срывание бурей крыш – их недовольством; бури и ветры производят удавленники и утопленники, «так как душа таковых людей в бурном полете устремляется в небесные пространства» 〈Соболев, 1913〉.
ВЕЩЕ́ЛЬ, ВЕЩЕВРЕМЕНЕ́Ц, ВЕЩЕВРЕМЕ́ННИК, ВЕ́ЩЕЦ, ВЕ́ЩИЙ, ВЕЩУ́Н – знахарь; ведун, колдун; предсказатель, прорицатель; отгадчик.
«Маленькие дети – вещуны: когда что узнать хочешь, спроси у махонького дитенка» (смолен.); «Дворовый и домовой вещают» (калуж.); «Сердце – вещун, чует добро и худо» 〈Даль, 1880〉.