По непонятной причине десятью днями раньше Гитлер перебросил половину своих бронетанковых сил с Одера на юг. Игнорируя все доклады разведки, он ожидал основного прорыва в направлении Праги, а не Берлина. Таким образом, фельдмаршалу Шёрнеру (Фердинанд Шёрнер, 1892–1973 – последний генерал-фельдмаршал (1945) армии Третьего рейха и единственный, кто дослужился в германской армии до этого высшего воинского звания, начав службу рядовым солдатом. – Пер.) передали танки, которые были куда нужнее в районе Берлина.
В «Истории Великой Отечественной войны» в шести томах утверждается, что в апреле 1945 года у Гитлера на фронте по Одеру все еще оставалось миллион солдат, 10 400 полевых орудий и минометов, 1500 танков и самоходных артиллерийских установок и 3300 боевых самолетов – неправдоподобный набор этих цифр основывался на предположении, что все немецкие части были полностью укомплектованы, когда на самом деле они давно уже перестали такими быть.
Если изучить цифры более критично, то мы приходим к следующему заключению: 1-му Украинскому фронту противостояла 4-я танковая армия группы «Центр», основные силы которой были отозваны от Одера. 1-му и 2-му Белорусским фронтам противостояли: группа армий «Висла», включая 9-ю армию и 3-ю танковую армию, которых вместе набралось на танковую дивизию, 4 панцергренадерские (моторизованные) дивизии, 14 пехотных дивизий, 4 другие пехотные дивизии (или аналогичные соединения), 3 дивизии в процессе формирования или реорганизации и 3 резервные и учебные дивизии. Группа армий «Висла» не обладала какими-либо резервами, достойными упоминания.
4-я танковая армия на юге состояла из 57-го танкового корпуса, танкового корпуса «Великая Германия», 5-го корпуса и 9 дивизий артиллерийского корпуса генерала Мозера. (В апреле 1945 г. Вилли Мозер командовал корпусной группой «Мозер» – Korpsgruppe Moser, в составе 4-й танковой армии в Силезии. – Пер.) Дополнительно здесь имелись два соединения СС и несколько специальных формирований, которые числились дивизиями только на бумаге.
Следовательно, для обороны Берлина и простирающейся на север, до самого Штеттина, территории имелось только 35 дивизий. Даже при полной комплектации эти дивизии насчитывали бы не более полумиллиона человек, и, хотя нет достоверных данных об их действительном численном составе, нам известно, что на фронте на Одере находилось самое большее 250 000 немецких солдат (без гарнизона Берлина). Количество истребителей и бомбардировщиков, 3300, также преувеличено. Исправными из них было не более 20 %.
Боевой дух немецких войск сильно упал после отступления длиной в 2000 км, их физическое состояние было прискорбным, а снаряжение находилось в плачевном состоянии. Русские силы превосходили их в соотношении 10:1. 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты должны были наступать на левом фланге, то есть с юга, обойти Берлин, выйти к Эльбе между Виттенбергом и Торгау, а затем оккупировать Саксонию. На их правом фланге, перед 2-м Белорусским фронтом ставилась задача захвата Мекленбурга и выдвижение к точке рядом с нынешней западной границей Восточной Германии. На эти совместные операции советское Верховное командование могло бросить 2 500 000 человек, 41 600 орудий и минометов, 6250 танков и самоходных артиллерийских установок, а также 7500 боевых самолетов.
Огромное сосредоточение артиллерии, самое большое за обе мировых войны, было характерной чертой советской стратегии. В первый день наступления было выпущено 1 236 000 снарядов, всего по 30 снарядов на орудие. На каждую милю фронта приходилось по 975 советских орудий. С такой концентрацией русские могли поддерживать свою наступающую пехоту и танки беспрецедентной стеной огня. До этого ни одна армия не предпринимала ничего подобного.
Что касается физического и морального состояния, то Красная армия находилась в великолепной форме. Несколько напыщенное советское название для Второй мировой войны – Великая Отечественная война – может показаться западному обывателю пустым звуком, однако для русских оно звучит вполне искренне. Им не нужны были комиссары, чтобы убедительно доказывать такую точку зрения, – для русских это стало очевидно, как только они начали отвоевывать свою страну и увидели, что сотворили с ней «фашистские звери».
Одним из самых неудачных ходов немецкой антисемитской пропагандистской машины стало приписывание всех антигерманских настроений проискам Моргентау и Эренбурга, как если бы инсинуаций еврейского экономиста было бы достаточно, чтобы выставить гитлеровскую Германию в отвратительном свете перед Соединенными Штатами, или еврейскому писателю необходимо было учить русских ненавидеть разрушителей их страны и убийц их женщин и детей. То, что русские обнаружили на освобожденных территориях, являлось не отдельными эксцессами, а результатом целенаправленной политики немецкого Верховного командования. Достаточно процитировать только два документа, чтобы проиллюстрировать это, – всего два из множества других: