У стены стояла старая софа, а перед ней обеденный стол с разложенной на нем картой центра Берлина. На софе сидел пожилой военно-морской офицер, а рядом с ним два флотских старшины. Также тут находилось несколько эсэсовцев и, разумеется, сам оберштурмфюрер СС Бабик, склонившийся над картой. Он вообразил себя великим генералом и изводил всех присутствующих в тускло освещенной свечами комнате своими перлами военной мудрости. Не переставая говорил об окончательной победе, проклинал всех трусов и предателей и ни в ком не оставил сомнений, что он без долгих рассуждений пристрелит всякого, кто предаст фюрера.
Я без проблем добрался до этого «командного пункта» через подземный ход под Герман-Геринг-штрассе. Припоминаю, что там проходила толстая труба центрального отопления, которая, кажется, заканчивалась в Прусском ландтаге. Моя работа заключалась в доставке приказов Бабика на свою батарею. Обстрел Рейхстага не прекращался ни на минуту. В те короткие промежутки времени, что я провел в штаб-квартире Бабика, я всегда узнавал о последнем состоянии дел. Мне сообщили, что еще одна русская ударная группа пыталась прорваться на верхние этажи Рейхстага, но была отброшена. Бабик невероятно гордился своим успехом. Он надеялся на подкрепления. В ночь 28 апреля, непонятно откуда, в Берлин прибыли военные моряки под началом того самого капитан-лейтенанта, который теперь болтался по комнате, не имея что сказать. Бабик не отходил от карты, помечая на ней места, откуда ожидал подкреплений и даже прибытия «Королевских тигров».
Бабик продолжал самоуверенно вещать. Поскольку считал, что находится в полной безопасности в этом убежище. Снаружи поставили часовых-эсэсовцев, другие перекрыли коридор, ведущий в Рейхстаг, а «Королевские тигры», наше лучшее оружие, наверняка уже на подходе. Он разделил своих людей на группы от пяти до десяти человек. Одной командовал унтерштурмфюрер СС Ундерман (или что-то вроде того; я не очень хорошо расслышал его имя); его определили на позицию южнее моста Мольтке, в министерстве внутренних дел (русские назвали его «дом Гиммлера»), и сам мост находился у него под прицельным огнем.
Затем эсэсовский прапорщик, лет девятнадцати от роду, прибыл к Бабику с докладом, что Ундерман и его люди наткнулись на запасы какого-то алкоголя и вдрызг напились. На всякий случай он привел с собой самого Ундермана, который ожидает за дверью. «Расстрелять на месте!» – проревел Бабик. Прапорщик щелкнул каблуками и выскочил из помещения. Через несколько секунд до нас донеслась автоматная очередь. Парень вернулся и доложил: «Ваше приказание исполнено». Бабик поставил его во главе подразделения Ундермана.
Наши ряды в Рейхстаге все больше и больше редели. Часть нашей батареи рассеялась, и к ночи 30 апреля в подвалах осталось не более сорока-пятидесяти человек солдат и гражданских. Эти уцелевшие теперь были заняты поисками наиболее безопасных укрытий. Там мы намеревались отсидеться до прихода русских. Однако они заставили нас ждать еще 24 часа. На рассвете 1 мая мы услышали по портативному радио, что фюрер «пал в бою за столицу рейха», а вместе с ним и его жена. Геббельс со своей семьей последовали за ними. В результате мы оказались предоставлены сами себе.
Вместе с несколькими товарищами мы решили пробраться в умывальную комнату в бойлерной. Наши лампы-«молнии» еще кое-как светили. Кажется, потом артиллерийский обстрел прекратился. Около полудня 1 мая лейтенант попросил меня узнать у Бабика, что нам делать дальше. Однако убежище Бабика оказалось пустым. На столе лежал большой красный флаг, а в углу валялись предметы немецкой униформы. Совершенно очевидно, что Бабик и его люди исчезли.
Пока я размышлял, что делать, в проходе позади меня появился военный в незнакомой форме, который направил на мою голову пистолет. Это был не русский солдат. «Что ты здесь делаешь? Где твой командир?» – спросил он. Мы обменялись подозрительными взглядами, затем я выбил у него из рук пистолет и побежал ко входу в тоннель. Он был захвачен врасплох и бросился к лестнице в подвал.
Вернувшись в умывальную, я рассказал остальным, что со мной случилось. Мы приняли решение: избавиться от формы и оружия и ждать. Двое бельгийских рабочих также нашли себе убежище в Рейхстаге. Один из них отвел нас в раздевалку. Там мы обнаружили несколько гражданских костюмов, которые надели на себя. Затем сожгли свои солдатские книжки и швырнули свою униформу и оружие в бойлерную, находившуюся шестью метрами ниже.