и из Крыма, захваченного красной армией. Французы и англичане (бывшие союзники России и Белого движения) поместили своих бывших союзников в лагеря беженцев 'Галлиполи' и 'Лемнос', которые больше походили на концентрационные. В этих лагерях появились вербовщики из Иностранного Легиона. Для бывших российских военнослужащих от солдата до генералов нужно было выбирать между унижением и профессией простого наемника. В свою очередь, вербовщики обещали жалование 100 франков в месяц и 500 франков сразу на руки. Так, в одном из приказов по Донскому корпусу объявлялось, что в результате соглашения генерала Врангеля и командира французского корпуса производится запись казаков на службу во французский Иностранный легион. В нем указывалось, что 'умеющие ездить верхом могут быть отправлены во французскую армию в Леванте (на Ближнем Востоке), ведущую операции в Киликии'. Записалось до 3 тыс. казаков, с которыми в Марселе был заключен контракт на 5 лет. По сведениям Е. Недзельского, в 1924 году было зарегистрировано 3200 русских, прошедших базовый пункт Иностранного легиона в Сиди-Бель-Аббесе в Алжире, причем из них 70% составляли бывшие офицеры, юнкера и солдаты. Всего же за период с 1920 по 1940 год в Иностранном Легионе прошли службу более 10000 русских легионеров. Так 1-й кавалерийский полк стал фактически первым русским полков Иностранного Легиона, основанным в 1921 году в Суссе (Тунис) и по началу состоял он из 128 русскоязычных солдат, казаков и даже генералов начавших свою новую карьеру военного буквально с нуля. По легенде, французский полковник спросил русского легионера: В каком звании Вы были до службы?' получил ответ: 'Я был генералом, мой полковник!' Известно, что в Легионе совершенно не важна прошлая жизнь легионера, но важно, что он из себя он представляет на данный момент и после подписания контракта независимо от званий и титулов добровольцы в то время направлялись в сборный лагерь примерно на месяц, а затем распределялись по частям. Так, из 400 человек 350 были отправлены в Сирию, а остальные в Алжир. Из сирийской группы позже были направлены 90 человек в Бейрут в 18-й ремонтный эскадрон 5-го конно-егерского африканского полка (командир - капитан Е. де Аварис), а 210 - в Горную роту, формируемую в Дамаске исключительно из русских волонтеров (командир - капитан Дюваль). Из воспоминаний легионера Гиацинтова: 'Прибыв на место, легионеры вступали в свои обязанности, и начиналась жизнь томительная своим однообразием и бессодержательностью. Для легионеров 18-го ремонтного эскадрона она сводилась к службе по следующему распорядку: подъем в 6.30 (зимой) или в 5.00 (летом). Утренний кофе и затем сигнал 'строиться', где после переклички обязательная раздача таблеток хины, которые каждый должен был принять на глазах начальства. После этого шло распределение личного состава: кто болен - для визита к врачу; плотники, кузнецы, садовники, писари и т. п. - по своим рабочим местам. Из оставшихся назначались отдельные партии для производства различных работ. После работы и приведения себя в порядок обед, который заканчивался в начале первого. Качество обеда оставляло желать лучшего. Большей частью нам давали чечевицу, которая сменялась фасолью или рисом, изредка давали картофель, а вместо мяса нам выдавали конину, приготовленную при этом в таком виде, что даже очень голодный человек вряд ли отважился бы съесть ее. Поварами были арабы-сирийцы, необыкновенно ленивый и неопрятный народ. После обеда до трех часов дня полагался отдых, затем вновь сбор с чтением нарядов на следующий день, приказов, взысканий и т. п. После сбора различные работы, оканчивающиеся уборкой лошадей и водопоем. В 18.30 ужин, ничем не отличающийся от обеда, свободное время и в 21.00 - отбой. Несмотря на однообразие службы, унижения, оскорбления, типичные для легиона, и нередко рукоприкладство со стороны младшего командного состава (в основном - арабов), и фактически рабское существование, русские волонтеры стремились добросовестно выполнять свои обязанности и жить, по возможности, полной духовной жизнью. Это было замечено высшим начальством и администрацией районов, где размещались легионерские части. Русским, как ответственным исполнителям, стали отдавать предпочтение в различных работах и, спустя два года, в Бейруте, где базировался 18-й ремонтный эскадрон, не было ни одной должности, на которой не состоял бы русский. Большой популярностью в Бейруте пользовалась и гарнизонная музыкальная команда, состоявшая в основном из русских легионеров. Русские песни звучали в домах местной знати, на различных торжественных мероприятиях, вызывая понимание и сочувствие к людям, потерявшим свою родину. Впоследствии хористы команды были откомандированы в распоряжение городского капельмейстера и стали гордостью и достопримечательностью Бейрута. В Бель-Аббесе после прибытия первой партии легионеров из Константинополя стала образовываться русская библиотека. Через полтора года она насчитывала уже несколько тысяч томов классики, новейшей и учебной литературы, сотни газет и журналов. Однако этими 'благами' могли пользоваться очень немногие; большинство русских находилось за пределами 'культурных' центров. Многие спились, тем более что пьянство здесь поощряется. Испытание на 'прочность' и 'человечность' большинством русских было выдержано. По признанию иностранцев, 'духовный лик' с пополнением состава легиона русскими 'волонтерами' изменился. Места авантюристов и жизненных неудачников заняли настоящие воины, искавшие только чести, хотя бы и под чужими знаменами, ставшие 'дисциплинированной и боеспособной и наиболее ценимой частью' Иностранного легиона. Но заслуга русских легионеров была не только в возвышении понятия воинской чести. Благодаря их начинаниям стало формироваться и благоприятное отношение местного населения к Иностранному легиону в целом. Последнее, как ни парадоксально, вызывало у многих французов - представителей 'цивилизованной нации', презрение и даже ненависть. Из воспоминаний легионера Николая Матлина (в прошлом русского офицера) в Легион с декабря 1920 г. и прослужившего в 1 -м кавалерийском полку в Алжире, Тунисе и Сирии более шести лет: 'Недостаток воды и пищи - явление в легионе обыкновенное, но в моей голове не вмещалось, как французы - такие культурные люди, - могут так нагло обманывать, тем более нас, русских, все-таки много сделавших для Франции. Слово 'легионер' в переводе на местный - бандит. Не так давно, всего два-три года до приезда в легион русских (1920 г.), взгляд на легионера был таков: после занятий трубач выходил и сигналил особенным образом, извещая жителей, что легионеры идут 'гулять', и все магазины закрывались. По приезду же русских отношение жителей резко изменилось к лучшему, и даже многие из нас стали бывать в частных семейных домах. Не знаю, с какой целью, но французы всячески старались воспрепятствовать нашему сближению с жителями. Бывали случаи, когда французский офицер, завидев кого-либо из легионеров, гуляющего с цивильными, начинал на него кричать на всю улицу, и придравшись к чему-либо, и нередко приказывал вернуться обратно в казарму. Результат возвращения - 'призон (гауптвахта)'. Особенно тяжелой была служба в легионерских частях, находившихся в Африке или участвовавших в вооруженных конфликтах. Со слов легионера Е. Недзельского: 'Поход совершается при жаре в 40 и 60RС, причем каждый легионер 'все свое несет с собою', а это далеко не так легко: на спине - сак, где находится все имущество солдата, а кроме того, палатка и одеяло, затем - кирка или лопата, двухлитровый бидон обязательно с водой, 2 вещевых сумки по бокам, амуниция и 120 патронов, плюс винтовка. С этой же нагрузкой ведется бой и наступает момент, когда кажется, что уже больше нет сил терпеть и просить Бога о смерти, но отдыхаешь именно, когда вся сила и энергия - исчерпана и когда, почти задохнувшись от большой перебежки под визжащими пулями, свалишься за камнем и вздохнешь полной грудью. Обычно поход начинается до рассвета, весь день, иногда с боем, к вечеру намечается место остановки, часть начинает ставить палатки, другая идет за топливом и водой для кухни, а остальные возводят из камней траншею в 1 м 20 см высотою. С наступлением темноты все огни должны быть потушены, чтобы не привлечь внимания противника. Спят обычно не в палатках, а в траншеях, чтобы каждую минуту быть готовым к встрече самого неожиданного противника. Спят в амуниции с винтовкой, привязанной ремнем к руке, т. к. потеря ее обрекает легионера на новый контракт. Как стойкий анекдот, передающийся из поколения в поколение легионеров, ходит правило, что если легионера желают оставить в полку, ночью у него подрезывается ремень и вынимается из рук винтовка. При условии нечеловеческой усталости это нетрудно. Большинство ночей проходит тревожно, с перестрелками, а иногда и с боем. Особенностью марокканцев является их глаз: он видит в темноте и меток при выстреле. Поход кончается там, где удобно и сообразно расположить пост, т. е. вернее создать его. Помимо стратегических планов, местом его является возвышенность и близость воды. Здесь неделю-две легионер несет двойную работу: днем - как чернорабочий, ночью - как солдат. Днем он каменщик, плотник, работает в 'карьерах' по добыванию камня, выжигает известь, рубит дрова и т. п. И вот, со временем, на пригорке вырастает белокаменный пост с бойницами для винтовок и пулеметов. Кругом он обносится колючей проволокой. Наконец, над постом взвивается французский флаг. 'Колонна' продолжает движение вперед, создает новые посты, и так в течение нескольких месяцев. В течение всей 'колонны' легионер спит не раздеваясь, в пыли, иногда под дождем, мучается от паразитов, а иногда не может в достаточной мере утолить жажду, не говоря уже об умывании. После такого путешествия все части уходят на отдых, а легионеры распределяются по отдельным постам, продолжая отчасти постройку, а главным образом для дозора, причем никакой связи с окружающим миром нет. Как выражается один из моих корреспондентов - 'постовики без цепей прикованы к своему детищу', защита жизни связана с защитой поста, отступать некуда и сдаваться нельзя во имя жизни. Время сидения на посту русские назвали - 'великим постом' в том смысле, что эта 'животная жизнь' продолжается от 3 до 5 и 6 месяцев. Опасность заключается, с одной стороны, в атаках, а с другой, специально арабской, - в снимании часовых ночью метким выстрелом. Каждый, испытавший фронт, знает, что разница между солдатом и начальником на боевой позиции значительно стирается, гнет дисциплины переходит в чувство инстинктивной солидарности. Скверное отношение начальства, старающегося окончательно убить в легионере еще остающиеся в нем признаки человека и самолюбия, доводит солдата до того положения, когда он действительно становится похожим на животное. Сержант - бич легионера!