Выбрать главу

Итак, «белый миф» опасен для России прежде всего тем, что он может быть легко использован для атаки на государство и для разрушения хрупкого единства нации.

И едва ли не самым тревожным в развертывании этого мифа является то, что он апеллирует к могущественной «Загранице, Которая Нам Поможет». Белое движение с самого начала было проантантовским и строило свою военно-политическую стратегию в зависимости от западных демократий. Хотя эту зависимость не следует абсолютизировать, как это делали (и делают) адепты революционно-левацкого «красного мифа». Если бы белые и в самом деле были компрадорами и коллаборационистами, пресмыкающимися перед Западом, то никакой проблемы идеализации белого дела не стояло бы. Некого и нечего было бы идеализировать.

Нет, белые частенько вступали в жесткую политическую конфронтацию со своими западными «союзниками», сдерживая их воистину колонизаторские поползновения. Тот же самый А.В. Колчак, которого кое-кто считает английским шпионом, бывало, что и показывал кукиш Антанте. Так, в начале 1919 года Колчак отверг требования французского генерала М. Жанена, который хотел стать Верховным главнокомандующим всех белых войск Сибири. В апреле того же года Колчак настаивал на выводе американских войск с Дальнего Востока, обвиняя их в контакте с большевиками. А в сентябре адмирал отказался вывести белые войска из Владивостока, на чем настаивали «союзники».

Судя по всему, у Колчака не было особых иллюзий в отношении «союзников». Вот показательная дневниковая запись Н.В. Устрялова, бывшего в Гражданскую войну на стороне белых, а в эмиграции ставшего ведущим идеологом национал-большевистского «сменовеховства»: «Сейчас вместе с делегацией омского «блока» был у Верховного правителя – в домике у Иртыша. Длинная беседа на злобу дня. Хорошее и сильное впечатление. Чувствуется ум, честность, добрая воля. Говорил очень искренне, откровенно. Об «отсутствии порядочных людей», о «трудном положении армии («развал»), о союзниках. «Мое мнение – они не заинтересованы в создании сильной России… Она им не нужна»… О Японии, о наивности тех, кто думает, что стоит лишь ее попросить, и она пришлет дивизии… Говоря о том, что союзники не хотят помочь России стать снова великой, он прибавил: «Это мое мнение… Но ведь иногда приходится руководствоваться не внутренними убеждениями, а интересами государства… Политика в смысле попыток привлечения иностранцев будет продолжаться…» Чувствовалось, что он лично считал бы нужным более независимый, более самостоятельный тон в разговорах с союзниками. Но… он поддается доводам советников».

Впрочем, все было еще хуже, чем представлялось Колчаку и другим белым вождям. Западные «союзнички» вообще не хотели поражения большевизма. В этом, кстати, неоднократно признавались их лидеры. Так, британский премьер Д. Ллойд Джордж утверждал: «Мы сделали все возможное, чтобы поддерживать дружеские дипломатические отношения с большевиками, и мы признали, что они де-факто являются правителями… Мы не собирались свергнуть большевистское правительство в Москве». А президент США в. Вильсон считал, что «всякая попытка интервенции в России без согласия советского правительства превратится в движение для свержения советского правительства ради реставрации царизма. Никто из нас не имел ни малейшего желания реставрировать в России царизм…» Более того, какое-то время страны Антанты даже признавали возможным заключить союз с большевиками – против немцев. Именно с этой целью после Октябрьской революции в Россию направили неофициальных представителей от Франции (Ж. Садуль), Англии (Б. Локкарт) и САСШ (Л. Робинс), которые, в отличие от представителей дипломатических, были настроены довольно пробольшевистски. Советской России официально предлагалось принять помощь Антанты и снова вступить в войну с Германией. Однако к маю 1918 года выбор был все-таки сделан в «пользу» Германии. И вот тогда-то западные элитарии и пришли к мысли о необходимости интервенции в Россию и о широкомасштабной поддержке контрреволюции.