Масонство в России было близко к христианству, при чем христианство воспринималось вольными каменщиками как нравственная система, своего рода внутренняя церковь. Таким образом, глубокого разлада с церковью у русских каменщиков не получалось, чему свидетельствует факт участия священнослужителей в масонских ложах. Известен случай, когда священник исполнял обязанности витии (Феофил, в ложе Умирающего Сфинкса). Здесь кстати будет указать, что мною отмечен только один случай принятия в ложу лица не христианского исповедания. Это - еврей Фогель. По другому дело обстояло на Западе, где масонство было прежде всего антиклерикально и находилось в постоянной оппозиции к церкви.
И вот, идя путем самопознания и нравственного исправления, с глубокой убежденностью и готовностью служить общественному благу, русские вольные каменщики должны были возвыситься над "шаткой и бесцельной толпой образованных русских".27) (Пыпин, 193-194, 196; Лопух., пред. Искандера, VIII). Эти последние не понимали их стремления к соборному труду в деле распространения просвещения; оно казалось им: подозрительным и еретическим. И. В. Лопухин, защищаясь от такого рода обвинений, писал: "Мы, говорят они, разоряемся на наши заведения типографические и прочие, которые по их же словам, хороши, да для чего-то-де делается? Ну, на это последнее можно им, наконец, коротко отвечать с одним, не помню каким, автором: "tes pourquoi ne finiront jamais!". В рассуждении же первого, то я не знаю, для чего они не жалеют и не заботятся больше о тех, которые разоряются, проигрывают, желая обыгрывать, пропивают, проедают и на разные проказы издерживаются. И вдобавок, говорят это такие, которые сами в долгах и разорились. А на каких материях разорились! Я бы не хотел променяться с ними".28) (Барсков, 24-25)
При сравнении русского масонства с западно-европейским останавливает внимание почти полное отсутствие у нас шарлатанства и интриг, тогда как на Западе, особенно в Германии, они прочно переплетались с идейным масонством. Исследователям немецкого масонства нельзя не поставить в упрек подробнейшее изложение похождений Джонсона, барона Гунда, Штарка и др., между тем как они не имеют по существу никакого отношения к истинному масонству и действовали лишь под его прикрытием.29) (См., напр., статью В. Н. Перцева - Немецкое масонство в XVIII в., Мас., I)
Русскому масонству такого рода интриги совершенно не свойственны. Искать причину, по-видимому, бесполезно, и правильнее будет отнестись к этому, как факту. Русское масонство за все время своего существования не знает случая злоупотребления братским доверием, похищения кассы ложи и тому подобных действий. Интрига с Запада заносилась, но не пускала глубоких корней. Увлечение заезжей знаменитостью - Калиостро - прошло быстро и бесследно. Любопытно так же, что только заезжие вольные каменщики и иностранцы, находившиеся на русской службе, оказывались непорядочными, как например известный розенкрейцер барон Шредер и братья Розенберги, исключенные из ложи в 1781 году. Тайная интрига, стремление к наживе посредством использования братского союза, не нашли подходящей почвы в той среде, которая образовывала русские ложи. И даже немецкое розенкрейцерство, занесенное на русскую почву, проявилось лишь одной своей чистой стороной. Не выманиванием денег у простодушных богачей и алхимическим кудесничеством занимались наши розенкрейцеры: они посвящали себя "познанию тайн природы", не извлекая из этого никаких выгод.
В истории русского масонства есть печальный случай другого рода, который был, несомненно, одним из самых темных пятен на всем протяжении его существования. Это - верноподданническое донесение видного масона Кушелева, в котором он указывал, что только его ложа работает по истинной, древней и опробованной правительством масонской системе, предлагал сделать ее Директориальной, с тем, чтобы она "яко матерь всех российских лож или яко верховное начальство и судилище их, управляла оными, по духу древних, истинных масонов"... и начертывал правила, без которых масонские ложи лучше было бы закрыть, так как при нынешнем их положении нельзя ожидать ничего кроме гибельных последствий. Правительство избрало путь более простой: не входя в рассмотрение правильности работы различных лож, оно запретило их все. Честолюбивые планы одного из членов, стремившегося стать во главе русского масонства, послужили, таким образом, на фоне сгустившегося влияния Фотия, последним толчком к совершенному закрытию лож в 1822 году.30) (Р. Стар., 1877, XVIII, 645, 650, 661.).
По другому дело обстояло с карьеризмом. Он, конечно, должен был проникать в русские ложи, но по сравнению с западно - европейским масонством выражен был чрезвычайно слабо. Не было главного условия для его развития - покровительства двора. У нас масонство всегда только терпелось, но никогда не поощрялось. Посвящение не способствовало карьере, а иногда даже мешало. Можно отметить случай, когда именно масонство помешало назначению Фон Визина (1821 г.) на пост губернатора. Александр, при этом отозвался, что "полагает его весьма способным к сей должности, но вместе с тем объявил, что он известен за весьма большого масона, о чем и сожалеет".31) (Сок. Р. Mac, 17.).
Лучший пример того, что карьеризм уходил на второй план даже у человека стремившегося в ложу ради знакомства с сильными мира сего - рассказ И. П. Елагина: "Я с самых юных лет моих вступил в так называемое масонство или свободных каменщиков общество, - любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, как сказывали, между ими, тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами и достоинствами и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне благовестила. Вошед таким образом в братство, посещал я с удовольствием Ложи: понеже работы в них почитал совершенною игрушкою, для препровождения праздного времени вымышленного... препроводил я многие годы в искании в Ложах и света обетованного и равенства мнимого: но ни того, ни другого ниже какие пользы не нашел, колико ни старался..." Он оставил масонство и только много лет спустя, после разговора с людьми искушенными и влиятельными в масонстве, и упорного чтения, он пришел к убеждению "что масонство по древности своей, по прехождению его от народа в народ, по почтению от всех просвещенных языков, должно заключать в себе нечто превосходное и полезное для рода человеческого"... Новые стремления и чаяния снова привели И. П. Елагина в ложу, где он сделался ревностным вольным
каменщиком, а имя его, вслед затем, было присвоено трехстепенной системе, поборником которой он стал.32) (Р. Арх., 1864, 586-604. ).
Положительный отзыв о масонстве мы находим в записках человека, нравственный облик которого не ясен и который, будучи директором особенной канцелярии министра полиции, вступил в масонство с целью "наблюдать чтобы Ложи соответствовали общей государственной цели - безопасности".33) (Де-Санглен, Р. Стар., 1883, янв., 33; Мин. Годы, 1908, II, 21.). Говорит он так: "Слова: иллюминат, франкмасон обратились, как будто, в брань; но в корне своем, ложи не иное что, как школа духовного развития и возвышения человека. О злоупотреблениях я молчу: где их нет?"
И действительно, злоупотребления единичны и не характерны для русского масонства. Столпы и руководители, так же как и масса вольных каменщиков, те, имена которых редко упоминаются, или вовсе неизвестны -были проникнуты самыми чистыми стремлениями дознания истины, объединения в братский союз, основанный на любви, были заняты "перевоспитанием взрослых человеков", как они сами говорили. 34) (Mac., II, 52-53). Терпимость ко взглядам другого, обязанность иметь "ту религию, в которой все люди согласны",35) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 399) привлекала в орден людей разных толков и направлений, различных общественных положений, одинаково штатских и военных.