Точности при составлении такого рода Словаря достигнуть вообще чрезвычайно трудно. Главное затруднение возникает при занесении в список иностранцев. Как установить границу между человеком иностранного происхождения, но корнями вросшего в русскую жизнь, и тем, который лишь живет на русской территории? К этому прибавляется еще невыясненность в самих масонских группировках, и очень часто приходится останавливаться перед невозможностью выяснить, к какому Востоку - русскому или иностранному - принадлежало то или другое лицо. Этот вопрос особенно труден в отношении к вольным каменщикам Польши и Прибалтийского Края. Ложи, находившиеся там, делились между русским и иностранными повиновениями. Изучая их, следовало ограничиться регистрацией имен лишь тех вольных каменщиков, которые находились в повиновении Русского Востока, не касаясь местных и иностранных повиновений. В Царстве Польском, например, масонство было распространено очень сильно и насчитывало в начале XIX века до 5.000 членов. 44) (Мин. Годы, 1908, II, 35). К русскому масонству прямого отношения оно, конечно, иметь не могло. Однако, весьма вероятно, что часть иностранцев, в данном случае поляков, находившихся в зависимости от иностранных Востоков, оказалось все же занесенной в Словарь. В ложах центральной России участие иностранцев довольно значительно. Всех масонов-иностранцев, по приблизительному подсчету, оказывается 357, при чем в это число входят не все лица, носившие иностранные фамилии, а лишь действительно иностранцы, заезжие или находившиеся на русской службе.
Большие затруднения встречаются также и при выяснении причастности к масонству отдельных лиц. Родовитое дворянство вливалось в масонство целыми семьями, при чем в большинстве случаев в упоминаниях о них не указываются не только имена, но и инициалы. Таким образом часто нельзя определить, о ком же из представителей той или иной семьи идет речь.45) (К. Фен., 47; "...Как и в XVIII в., по преимуществу старое, родовитое барство влилось в союз шведских лож и встало у кормила правления - кн. Гагарины, Голицыны, Грузинские, Волконские, Долгорукие, Лобановы-Ростовские, Лопухины, Трубецкие, графы Апраксины, Виельгорские, Потоцкие, Разумовские, Строгановы, Толстые, Тышкевичи, Чернышевы, Шуваловы, и целыми семьями братья Бороздины, Головины, Ланские, Нарышкины, Римские-Корсаковы и мн. др.).
И сверх этих имен, о которых можно высказывать лишь догадки, у меня зарегистрировано около полутораста лиц, о которых не удалось найти никаких прямых доказательств причастности их к масонству, хотя ряд косвенных данных позволяют сделать такое предположение. Из осторожности они не внесены в список.
На этом приходится закончить разбор состава русских лож. Недостаток сведений мешает, например, определить возрастной их состав, что имело бы смысл лишь при учете возраста посвящаемых.
Влияние, выпавшее на долю масонства, кроме указанных выше причин, в значительной степени объясняется участием в Братстве таких выдающихся лиц, которые одним своим именем привлекали громадное число других. Одинаково больших и малых - увлекал свободный путь исканий, без связанности обязательными догматами. Свободное от тех неблагоприятных условий -политической интриги и личной корысти - в которых жило масонство на Западе, русское масонство выиграло в своей внутренней чистоте. Вольные каменщики различались лишь по степени увлечения масонством. Одних привлекала внешность, другие отдавали должное чистоте и высоте самого учения, третьи воспринимали его всей душой и отдавали ему все жизненные помыслы. Цифры нам показывают, что приблизительно четвертая часть всех членов (458) были должностными лицами в ложах. Это число во всяком случае следует рассматривать, как активную часть русских вольных каменщиков.
Скептически настроенные исследователи часто высказывают мнение, будто отдельные члены лож, с сильной волей, пользуясь детской доверчивостью своих братьев, направляли их на ложные пути. Ряд нелестных отзывов связывается с именем Шварца. Он изображен в них как человек, не терпевший противоречий или сомнений, одаренный железной волей и мощной энергией, упорно стремившийся к достижению ему одному известной цели, ради чего употреблял без разбору все средства. 46) (Барсков, LIII-LV).
Но за то другие отзывы, и их большинство, рисуют Шварца человеком большой чистоты, одушевленным высокой идеей. Вся его недолгая жизнь (он умер 33 лет), была посвящена служению науке и обществу. На мой взгляд ошибочно было искать какого-то злого гения, будь то Шварц или кто-нибудь другой, который руководил бы остальными вольными каменщиками. Среди них были люди мысли, для своего времени весьма образованные, и нет решительно никаких оснований предполагать, чтобы все они были обмануты тайными замыслами одного или нескольких лиц и служили их неведомым целям.
Обращает на себя внимание явление другого порядка: это участие в масонстве лиц, с обликом которых не вяжутся представления о духовных исканиях. Таковы, например, шеф жандармов Бенкендорф и министр полиции Балашов. И даже M. M. Сперанский, интересы которого находились в совершенно иной плоскости, представляется явлением странным на фоне масонской работы. Таких непонятных, с моей точки зрения, вольных каменщиков можно наметить довольно большое число. Это была их дань молодости и общему увлечению. Пребывание в масонстве для них было тем же, что и участие в Союзах Спасения и Благоденствия печальной памяти M. H. Муравьева, который за усмирение польского мятежа в 1863 году 47) (Восст. декабр.) получил, одновременно с графским достоинством, прозвище "вешатель". С развитием карьеры и личных житейских интересов, молодое увлечение отодвигалось на второй план, и прежние братские отношения ни в чем не отражались при столкновениях, которые происходили в моменты придворного соперничества и политической борьбы. Характерны в этом смысле взаимоотношения Сперанского и Балашова и еще больше дело декабристов, в числе судей которых оказались Сперанский и Боровков. Последний, впрочем, много способствовал смягчению участи осужденных во время производства следствия и даже отказался от звания члена в Верховном Уголовном Суде, под тем предлогом, что Европа отнесет его назначение к желанию императора "преследовать и настаивать к усугублению наказания виновных".48) (Р. Стар. 1898, XCVI, 331, 351). Он был, также, как и некоторые декабристы, членом ложи "Избранного Михаила".
Один из самых интересных, по психологической сложности, вольных каменщиков, конечно, - О. А. Поздеев. Он был убежденным крепостником, вооружался против какого бы то ни было ограничения крепостного права, довел своих крестьян в 1796 году до волнений, изложил свой взгляд в записке "Мысли противу дарования простому народу так называемой гражданской свободы", и в то же время был одним из главнейших учителей мистиков, одинаково в конце XVIII и начале XIX столетия. 49) (Семевс., I, 363-364).
Перечисление известных лиц, представителей различных направлений и руководителей масонства может занять много страниц. Но специальная литература уже отвела им достаточно внимания. В этом небольшом очерке я хотела обратить внимание на огромную серую массу русских вольных каменщиков, для которой масонство было настоящим светлым лучом, направлявшим их мысль по путям постижения тайны бытия и развития человеческого духа.
Исчерпывающие выводы невозможны без работы в русских архивах. Но и знакомство с печатным матерьялом дает возможность сказать, что в истории русской культуры масонство не было только эпизодом, как это представлялось некоторым историкам, а играло роль очень важного духовного фактора. Принять такое положение, значит - пожелать, чтобы работы по изучению отдельных вопросов русского масонства завершились, наконец, настоящим опытом его полной и беспристрастной истории.