Все эти изменения точек зрения тем более трудно связывать с одним человеком, что конкретных данных о Петре Бориславиче у нас почти нет. Вся его биография, за исключением известия о посольстве к Ярославу Осмомыслу, строится именно на летописных статьях, выделенных по косвенным признакам, присущим якобы самому Петру Бориславичу.
Серьезной проверкой принадлежности этих текстов одному автору может стать их лингвистический анализ. Попытка подобного исследования была предпринята В. Ю. Франчук[701]. Полученные ею результаты, по мнению автора «Петра Бориславича», оказались настолько обнадеживающими, что он даже посчитал возможным убрать в своем исследовании
«…несколько неуверенный тон по поводу авторства Петра Бориславича в отношении Киевской летописи 1190 г». (с. 282).
Представляется, что работа В. Ю. Франчук достаточно любопытна, но, к сожалению, не может рассматриваться в качестве доказательства не только авторства Петра Бориславича, но и точности выделения известий, восходящих к летописи Мстиславова племени.
Строго говоря, В. Ю. Франчук подтвердила вывод А. А. Шахматова о том, что в основе Ипатьевской летописи лежит киевский свод 1198 г., составленный из летописи, близкой Святославу Всеволодичу, и летописи Рюрика Ростиславича.
Отобранные ею лингвистические факты подтверждают также сходство лексики и фразеологии «Слова о полку Игореве» и Ипатьевской летописи на всем протяжении XII в. Этого, однако, недостаточно, чтобы говорить о тождестве их авторов. Тем более что подобное сходство можно проследить и в более поздних летописных текстах. Достаточно вспомнить хотя бы уже упоминавшееся нами знаменитое предание о траве евшан, связанное с отцом Кот пака, ханом Отроком. Оно записано под 1201 г., но относится к еще более позднему времени[702]. Среди прочих параллелей здесь, кстати, обнаружена и лексическая форма, присущая, по мнению В. Ю. Франчук, только Петру Бориславичу: июлом.
Есть в выделенных лексических параллелях и черты, которые, скорее, говорят о различии сравниваемых текстов, нежели об их общем происхождении.
Так, в качестве одной из особенностей языка предполагаемого Петра Бориславича (термин Б. А. Рыбакова) приводится слово комони, действительно редкое в древнерусских памятниках, но употребляемое и летописцем и автором «Слова». Однако в Ипатьевской летописи, как и в Повести временных лет (под 6477 г.), это термин, который жестко связывается с уграми (венграми). В «Слове» же он (по мнению Б. А. Рыбакова, с которым вполне можно согласиться) означает боевых коней Игоря или половцев (с. 59). От комоней автор поэмы отличает угорских иноходцев, что, очевидно, является точным значением данного термина Ипатьевской летописи.
Другим примером может служить использование автором Киевской летописи слова русь исключительно в значении русские воины[703]. В «Слове» же этому содержанию соответствует другое слово русичи[704].
Такие семасиологические и ономасиологические нюансы весьма показательны именно как различие авторских почерков, а не основание для их отождествления.
Что же касается лингвистического доказательства гипотезы Б. А. Рыбакова о едином авторстве ряда записей XII в. в составе Ипатьевской летописи, то для него, вероятно, необходим более полный и тонкий анализ. Простые совпадения в лексике и фразеологии здесь вряд ли помогут. Они могут объясняться взаимовлиянием сравниваемых текстов друг на друга либо общим источником, на который они опираются, а не только тем, что были написаны одним автором. Для доказательства последнего тезиса требуется установить сугубо индивидуальные черты, присущие данному летописцу и одновременно отделяющие его от всех прочих собратьев по перу (лингвистический спектр автора).
701
Франчук В. Ю. «Мог ли Петр Бориславич создать Слово о полку Игореве? Наблюдения над языком Слова и Ипатьевской летописи»//ТОДРЛ. Л., 1976. Т.31. С.7792; ее же. Киевская летопись: Состав и источники в лингвистическом освещении. Киев, 1986.
702
ПСРЛ. М., 1962. Т. 2. Стб. 716. Ср.: по мнению В. Л. Янина, автор Слова пользовался редакцией Ипатьевской летописи, возникшей не ранее последней трети XIII в. К сожалению, эта точка зрения была не совсем точно изложена в отчете о дискуссии по книге А. А. Зимина о «Слове» (Вопросы истории. 1964. 9). Приношу благодарность семье B. Б. Кобрина, предоставившей возможность ознакомиться с материалами дискуссии, сохранившимися в личном архиве историка.
704
По мнению Л. В. Милова, данная форма возникла из более ранней рус/с/ци, что сближает Слово с Ипатьевской летописью, часть списков которой сохранила древнейшую орфографию определения русский (рус/с/ции) (Милов Л.В. О Слове о полку Игореве: Палеография и археография рукописи, чтение русичи //История СССР. 1983. 5. С. 94102). Однако, как видим, и в рамках этой гипотезы прямого совпадения лексики Слова и Ипатьевской летописи не наблюдается. Кроме того, как отмечает Л. В. Милов, форма русьцнн встречается в Ипатьевской летописи в основном в текстах второй половины XIII в. (Милов Л.В. О Слове… C. 101; ср.: Ипатьевская летопись. Т.2. Стб. 872, 876, 888, 897). Следовательно, употребление ее не может связываться с творчеством предполагаемого Петра Бориславича.