Русские земли в XIII–XIV веках: пути политического развития

Глава 3 Пути развития русских земель во второй половине XIII–XIV веках: факторы и итоги

Итак, после монголо-татарского нашествия судьбы русских земель существенно расходятся. Из четырех сильнейших в первой половине XIII в. княжеств три (Черниговское, Галицко-Волынское и Смоленское) в XIV веке прекращают свое существование в качестве суверенных государств, их территории оказываются в составе иноэтничных в основе государственных образований. На территории четвертого — Владимиро-Суздальского — начинает складываться новое единое Русское государство. Какими факторами обусловлено различие путей развития русских земель в этот период?

На первом месте стоит, естественно, вопрос о роли иноземного нашествия и ига в судьбах Руси. Он издавна принадлежит к числу дискуссионных. Можно условно выделить три группы исследователей. Во-первых, это те, кто признает очень значительное воздействие завоевателей на развитие Руси, выразившееся в создании благодаря им единого Русского (Московского) государства. Основоположником такой точки зрения был Н.М. Карамзин[478]. С аксиологической точки зрения исследователи этой группы рассматривали влияние монголо-татар как в значительной мере позитивное, хотя встречались и неоднозначные оценки[479].

Другие историки оценивали воздействие завоевателей на внутреннюю жизнь древнерусского общества как крайне незначительное, полагая, что все процессы, шедшие во второй половине XIII–XIV вв., либо органически вытекают из тенденций предшествующего периода, либо возникают независимо от Орды[480].

Наконец, для многих исследователей характерна как бы «промежуточная» позиция, при которой влияние завоевателей расценивается как заметное, но не определяющее для развития страны. Такая точка зрения преобладала в отечественной историографии советского периода. Воздействие монголо-татар рассматривалось исключительно как негативное, тормозящее развитие Руси, в т. ч. объединительные процессы; создание единого государства произошло не благодаря, а вопреки Орде[481].

Не касаясь в настоящей работе проблемы воздействия монголо-татарского нашествия и ига на все сферы жизнедеятельности древнерусского общества — экономику, социальные отношения, политику, культуру — остановимся на вопросе о том, внесло ли нашествие Батыя деструктивные изменения в существовавшую на Руси политическую структуру, построенную на сочетании «родовых» и «общерусских» земель-княжений, или разные пути и судьбы земель были следствием исключительно внутренних процессов.

Для рассмотрения этой проблемы полезно выяснить, как менялась в периоды до и после нашествия количество информации в летописании одной из русских земель о других русских землях Возьмем такой показатель, как упоминание городов тех или иных земель Руси в северо-восточном, новгородском и галицко-волынском летописании (летописание других земель XIII–XIV вв. в виде цельных сводов не сохранилось) в первой половине XIII века (до нашествия), в 1241–1300 гг. и в XIV в. Материал северо-восточного летописания до 1305 г. берем из Лаврентьевской летописи[482], после, а также за выпавшие в Лаврентьевской периоды с 1264 по 1283 г. и с 1288 по 1294 г. — из Симеоновской[483], новгородского летописания за XIII век до 1272 г. — из НIЛ старшего извода[484], а с 1273 г. — из НIЛ младшего извода[485] (старший извод доводит изложение до 1352 г., но в нем существует лакуна за 1273–1298 гг., а материал по XIV в. неполон), галицко-волынского летописания — из вошедшей в Ипатьевский свод Галицко-Волынской летописи, начинающей изложение с событий 1205 г. и заканчивающейся на 1292 годе[486].

Конечные грани в XIV в. определяются для каждой из земель временем ее вхождения в состав Великого княжества Литовского или Польского королевства: для Галицко-Волынской земли — 1352 г., Киевской — 1362 г., Черниговской — 1360 г. (условно; время овладения великим князем литовским Ольгердом Северской частью Черниговской земли датируется 60-ми — 70-ми гг. XIV века), Смоленской — 1395 г. Подчинение Литвой Полоцкой и Турово-Пинской земель произошло в конце XIII — начале XIV в.; поэтому за условную грань принимаем рубеж этих веков. Для Северо-Восточной Руси, Новгородской, Рязанской и Муромской земель (сохранивших русскую государственность) условной гранью берем 1380 г., год Куликовской битвы, окончательно определившей политическое лидерство Москвы в Северо-Восточной Руси[487].

478

 Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1842. Кн. 2. Т. 5. С. 215–219, 221–223; Костомаров Н.И. Начало единодержавия в древней Руси // Вестник Европы. 1870. № 11. С. 53–54; № 12. С. 496, 517, 561; Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. М., 1879. С. 278–279; Покровский М.Н. Очерк истории русской культуры. М., 1913. Ч. 1. С. 186; он же. Русская история в самом сжатом очерке. М., 1920. С. 25–26; И. Р. (Трубецкой Н.С.). Наследие Чингиз-хана. Берлин, 1925. С. 8–9, 19–22, Вернадский Г.В. Монгольское иго в русской истории // Евразийский временник. Берлин, 1927. Т. 5. С. 156–159; Хара-Давон Э. Чингиз-хан как полководец и его наследие. Белград, 1929. С. 119–120, 200, 204, 226, Vernadsky G. The Mongols and Russia. New Haven, 1953. P. 5. В смягченном виде эта концепция выступает у современного исследователя Ч. Гальперина, который полагает, что московская монархия многим обязана монголо-татарам, и вместе с тем отмечает, что выросла она из местных предпосылок (Halperin Ch.J. Russia and the Golden Horde. The Mongol Impact on the Medieval Russian History. Bloomington, 1985. P. 60, 102–103, 129). В начале века сходную позицию занимал С.К. Шамбинаго (Шамбинаго С.К. Русское общество и татарское иго // Русская история в очерках и статьях. М., 1909. Т. 1).

479

 Так, Н.М. Карамзин считал, что татарское нашествие и иго задержали культурное развитие России (Карамзин Н.М. Указ. соч. СПб., 1816. Т. 3. С. 191). Г.В. Вернадский отмечал, что «самодержавие и крепостничество были ценой, которую русский народ заплатил за национальное выживание» (Vernadsky G. Op. cit. P. 390–391).

480

 Соловьев С.М. История отношений между русскими князьями Рюрикова дома. М., 1847. С. VII, 18; он же. Взгляд на установление государственного порядка в России до Петра Великого. СПб., б.г. С. 839; Кельсиев В.И. Заметки о татарском влиянии на великороссов // Гражданин. 1873. № 44–45. С. 1179, 1207; Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1913. С. 107–119; Ключевский В.О. Соч. №, 1987. Т. 1. С. 336.

481

 Насонов А.Н. Монголы и Русь (История татарской политики на Руси). М.—Л., 1940. С. 5, 153, 160–161; Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.—Л., 1950. С. 256; Очерки истории СССР. Период феодализма. IX–XV вв. М., 1953. Ч. 1. С. 760, 766; Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. М., 1967. С. 212–217; Сахаров А.М. Русь и ее культура в XIII–XV вв. // Очерки русской культуры XIII–XV веков. М., 1970. Ч. 1. С. 16–20, 26–33. В русской дореволюционной историографии сходные мнения высказывались М. Гастевым и К.Н. Бестужевым-Рюминым (Гастев М. Рассуждения о причинах, замедливших гражданскую образованность в русском государстве. М., 1852. С. 99, 112–121, 131; Бестужев-Рюмин К. Русская история. СПб., 1872. Т. 1. С. 278–279). В некоторых случаях различия между второй и третьей группами исследователей трудноуловимы. Например, Н.В. Рязановский присоединяется к точке зрения о незначительности ордынского влияния на русскую историю, но отмечает заметный деструктивный «вклад» завоевателей, тормозящий развитие страны, сближаясь тем самым с мнением, преобладавшим среди советских историков (Riasanovsky N.V. A History of Russia. New York, 1977. P. 79–83).

482

 ПСРЛ. Т. 1. Стб. 416–487.

483

 Там же Т. 18. С. 72–79, 81–83, 86–143.

484

 НIЛ. С. 45–90.

485

 Там же. С. 322–387.

486

 ПСРЛ. М., 1962. Т. 2. Стб. 715–938.

487

 Объем летописного материала за три выделенные периода — 1201–1236, 1241–1300 и после 1300 г. (до 1395 г.) — соотносится следующим образом: в северо-восточном летописании примерно как 9:5:11, новгородском 6:4:11, галицко-волынском (XIV в. нет) 3:8.