Смоленское княжество занимало, казалось бы, очень выгодное политико-географическое положение. Оно не граничило с ордынскими владениями, относительно мало испытало разорений от военных действий татар[510]. Для Смоленской земли не было характерно столь значительное усиление политической раздробленности, как для Черниговской и Суздальской. Но уже накануне Батыева нашествия смоленские Ростиславичи выступают в ходе феодальной войны на Юге Руси как второстепенные политические фигуры. Их позиции в южнорусских землях, бывшие, казалось, очень прочными в 20-е годы (владение Киевом и Галичем), оказались утраченными. Более того, Смоленск, по-видимому, стал с середины или второй половины XIII в. признавать сюзеренитет великого князя владимирского.
Ослабление Смоленского княжества к середине XIII в. можно отчасти связывать, как и в случае с Черниговской землей, с уходом части смоленского боярства в южнорусские земли во время длительного пребывания сильнейших смоленских князей — Мстислава Мстиславича, Мстислава Романовича, Владимира Рюриковича — в Киеве и Галиче и в ходе феодальной войны 30-х годов. Вероятно также, что ослаблению смоленских князей именно накануне Батыева нашествия, в 30-е годы, способствовал мор 1230–1231 гг.: Смоленская земля пострадала от него, по-видимому, больше, чем другие — летописи говорят о 32 тыс. умерших только в Смоленске[511].
В XIV в. основной внешнеполитический фактор, воздействовавший на Смоленское княжество — натиск Литвы. И хотя выгодное политико-географическое положение Смоленской земли позволяло ей долгое время сохранять относительную независимость как по отношению к Литве, так и к великому княжению Владимирскому, лавируя между этими двумя силами, и даже расширить свои владения в южном направлении (Брянск), о претензиях Смоленска на роль объединительного центра русских земель речи идти не могло.
Новгородская земля также имела выгодное политико-географическое положение Она была отделена от Орды таким внушительным заслоном как Северо-Восточная Русь, отличалась относительным политическим единством и большими торгово-экономическими возможностями. Но прозвучавший в отечественной историографии[512] тезис о Новгороде как одном из возможных центров объединения русских земель в период после монголо-татарского нашествия нельзя признать основательным. Факты показывают, что Новгород никогда не претендовал на присоединение к себе какого-либо из русских княжеств Вся политическая система Новгородской земли не предполагала наличия общерусских объединительных тенденций. Со второй половины XIII века Новгород признавал сюзеренитет великого князя владимирского, и политических сил, которые бы стремились к достижению первенства Новгорода среди русских земель, не существовало. Новгородское боярство стремилось к другому: к максимально большей самостоятельности, независимости Новгорода от князей, к лишению их исполнительной власти в Новгороде (что и было достигнуто в конце XIII века), к тому, чтобы сюзеренитет владимирских князей над Новгородом становился все более номинальным Достаточно было у Новгорода и внешнеполитических забот — приходилось постоянно бороться с натиском Ордена, Швеции и Литвы. В этих условиях признание своего вассалитета по отношению к владимирским князьям давало возможность избегать столкновения с Ордой, поскольку отношения с ней полностью перелагались на этих последних, и привлекать военные силы князей Северо-Восточной Руси к обороне западных рубежей. Можно сказать, что Новгородская земля во второй половине XIII–XIV вв отличается ярко выраженным «сепаратизмом»[513]
Какие же политические факторы могли способствовать превращению именно Северо-Восточной Руси в объединительный центр русских земель?[514]
Во-первых, в отличие от черниговских, смоленских и волынских князей, князья Северо-Восточной Руси почти не участвовали в разорительной междоусобной войне конца 20-х — 30-х гг. XIII века. Территория Владимиро-Суздальской земли военными действиями затронута не была. Борьба Ярослава Всеволодича с Михаилом Черниговским за Новгород в 1229–1232 гг. не сопровождалась серьезными военными столкновениями Нет сведений о том, что Ярослав, находясь в Киеве в 1236–1238 гг., вел какие-либо военные действия. Не принес ему, по-видимому, серьезных потерь и удачный поход на юг зимой 1239–1240 гг.
510
Смоленск ни разу не был взят татарами. В 1333 г. к нему подступал князь Дмитрий Брянский с татарскими отрядами: конфликт окончился миром (ПСРЛ. М., 1965. Т. 15. Вып. 1. Стб. 47). В 1339 г. Смоленск осаждала рать ханского посла Товлубия с союзными войсками великого князя владимирского Ивана Даниловича Калиты, князей суздальского, ростовского, юрьевского, фоминского и Друцкого: «И стоявши рать у Смоленьска немного дней, и отступивъ поиде прочь, а города не взяша» (Там же. Стб. 52).
512
513
Это своеобразно проявилось в общественной мысли: в XIII–XIV вв. в новгородском летописании распространяются «патриотические» рефрены «местного» типа: «(умереть, пострадать, головы положить и т. д.) за святую Софию» (главный новгородский храм), причем они встречаются как в рассказах о внешних войнах, так и в повествованиях о конфликтах Новгорода с русскими князьями (См.:
514
Часто встречается точка зрения, согласно которой объединительные процессы на Северо-Востоке Руси шли еще в XII — первой половине XIII в., нашествие оборвало их, а в XIV в. они «возобновляются» (Ключевский В.О. Указ. соч. Т. 1. С. 336;