Изредка мелькала мысль, не прошвырнуться ли на Машины поминки, чтоб повидать их всех: сестру Валерию, физика Юру, чеченцев, Машу в утлом гробу…
Впрочем, знал, что не поеду: первомайский адрес за версту разил первоапрельским похоронным фарсом.
Милая, в те непростые минуты я просил у тебя прощения за мои былые звонки и письма, за позорную погоню с оттопыренным крючковатым мизинцем — вернись, вернись и больше не дерись.
Я отпускал тебя, милая…
А днём пришла лазоревая смс: «Слухи о моей смерти преувеличены. Умерла другая Мария. Взбалмошная сестрица Валерия, как обычно, напутала, простите её. Вообще столько всего произошло — давайте же повидаемся! Ваша Маша».
Всеволод Емелин
Снежана
Оптимистическая трагедия
А звалась она просто Снежана
Имена у нас разные есть
Вся деревня её уважала
За девичию гордость и честь.
На бетонной площадке за клубом
Где стоит молодёжь допоздна
С ней никто не рискнул бы быть грубым
Всех пугала её крутизна.
В её пальцах кипела работа
Не чураясь любого труда
Она всё же хотела чего-то.
Всё стремилась неясно куда.
В ней таилась царевна-лягушка
Утончённая нега принцесс
И бетонщица Буртова Нюшка
Из поэмы про Братскую ГЭС.
Полукруглые чёрные брови
И в душе неунявшийся жар
На ходу остановит кроссовер
И в горящий войдёт суши-бар.
Ногти красила лаком зелёным
Рот помадою цвета коралл
Подтыкалась душистым тампоном
Как Наташа Ростова на бал.
Приносила на трассу за лесом
На продажу в лукошке грибы
И смотрела вослед мерседесам
Ожидая улыбки судьбы.
В серебристом блестящем металле
В электрическом сне наяву
Мерседесы стрелой пролетали
И по-чеховски звали в Москву.
Развевал ветер русые косы
Неизвестность ждала впереди
Непростые о жизни вопросы
Поднимались в девичьей груди.
Проносились бывало и пóрше
Или правильней будет поршé?
В результате всё горше и горше
Становилось в невинной душе.
Исчезали вдали иномарки
Под мычанье голодных коров
Оставался лишь запах солярки
Да проклятый нескошенный ров.
От избы что застыла сутулясь
От картофельных глинистых гряд
Она в город столичный тянулась
Где проспекты огнями горят.
И откуда-то из Гудермеса
Проезжая лихой бизнесмен
Посадил её внутрь мерседеса
Оценив очертанья колен.
Кресла из ослепительной кожи
Одним лёгким движеньем руки
Превратились в любовное ложе
Где они улеглись, голубки.
Жёсткий руль послужил изголовьем
И стремительно был окроплён
Её сладкою девичьей кровью
Мерседеса просторный салон.
Лишь на площади на Каланчёвской
Расплатившись флаконом «Шанель»
В мятой юбке, со сбитой причёской
Отпустил он её на панель.
Там среди суетящихся граждан
Чьими толпами площадь полна
В сеть торговцев любовью продажной
Была поймана вскоре она.
Под прикрытьем продажной полиции
Позабыв золотую мечту
Понесла по бульварам столицы
На продажу свою красоту.
На заплёванные тротуары
За гудящим Садовым кольцом
Становились шеренгой под фары
Показать свою прелесть лицом.
Настигали вонючие члены
Да слюнявые жадные рты
Иностранцы, менты да чечены
Да бандиты, да снова менты…
А в Москве полыхали витрины
Загорались гей-клубов огни
Проходили бессмысленно мимо
Жизни девичьей краткие дни.
Лишь однажды в дешёвом отеле
Где горел красноватый ночник
Юный парень со шрамом на теле
В её горькое сердце проник.
Он все деньги достал из кармана
Он её очень долго пытал
Чтоб узнать её имя Снежана
А услышав его зарыдал.
Слёзы хлынули словно из крана
И воскликнул суровый солдат
Ты путана Снежана путана
Кто же в этом во всём виноват?