– Еще раз: мне зачем… это все знать? На хрена? Шумейко, Баранников…
– А чтоб Россию спасти.
– От кого?
– От предателей.
– Скажешь, земляк…
– Говорю. Именно так и говорю, потому как наша демократия отличается от европейской демократии точно так же, как кокакола – от шампанского. Ты сам… – прищурился Караулов, – ситуацию в России как оцениваешь?
– Падаем.
– Вот! Жизнь, земляк, тогда налаживается, когда пакетик с чаем в самом деле становится одноразовым. Падаем, но еще не упали, – верно?
– Рисковый ты, – Алешка вытянул ноги. – Глупый.
Караулов зевнул:
– Я всю жизнь рискую собственным именем.
– Бизнес такой?
– Наверное. Это часть моей работы: наживать врагов. Иначе многое просто мимо тебя пролетит. Вот ты нынче… кто в сущности? Правильно. Не человек, а цифра. Тайм-код современной эпохи. Живой филиальчик своего уважаемого покровителя, гражданина Бурбулиса. По связям с нами – с общественностью. Скромная такая циферка в этой безумной алгебре… кремлевской.
– Ну…
– Ты, брат, мой проводок к Бурбулису, как к детонатору современной русской идеологии, – вот я и желаю, чтобы ты, коллега, передавая ему суть нашей беседы, был бы точен, как цифра. Знаешь, сколько сейчас недоносков? Донести не могут! Судьба России, короче, в наших с тобой руках, – закончил Караулов.
Ему показалось, Алешка не понимает, что он делает сейчас на Делегатской. Булгаков предупреждал: никогда не говорите с малоизвестными людьми о том, во что им трудно поверить…
– Мы же построили новую страну… – вдруг выпалил Алешка.
– Не построили, а сказали, что построили, – уточнил Караулов. Ты, просвещенный деятель Старой площади, объясни: почему, если кто-нибудь кричит, что он – марсианин, его сразу волокут в психушку. Но если этот же товарищ заявляет, что он не мужчина, а женщина, все тут же твердят о его правах?
Караулов опять лег на диван, закинув руки за голову.
– Слушай… – вдруг встрепенулся Алешка, – почему в России… объясни, а?.. – любой разговор между нормальными, в общем-то, людьми не обходится без угроз, если… что-то не так…
– Блока, брат, любишь? – важничал Караулов. – «Да, скифы – мы! Да, азиаты-мы…» Это Александр Александрович все же сгоряча, я думаю. Мы не азиаты, где уж нам! И не европейцы, конечно. Хотя кухня и одежды у нас европейские, – Караулов закинул ноги, полы халата распахнулись до неприличия, но он совершенно не смутился. – Мы азиопы. Сочетание несочетаемого, слушай! Азиаты – хитрые. Европейцы – добрые, особенно богатые… как Цветаева говорила? Я люблю богатых, они все такие добрые, милые, всегда улыбаются… А что ж им не улыбаться, когда денег до черта? У кого денег до черта, тот немножко обманул весь мир!
А азиопы, земляк, это какое-то… полудетское сочетание хитрости и доброты… – но мы с тобой не поссоримся, ты не бойся!
Алешка действительно чуть-чуть окосел.
– И Якубовский? Его душа понеслась в рай?..
– А куда ж ей нестись, если генерал армии у тебя на побегушках? Но полет оборвался на старте. Все тот же Коржаков Александр Васильевич, по кличке Саня-гипнотизэ-эр. Он еще и товарища Скокова подключил, Юрия Владимировича, секретаря Совета безопасности, они в тандеме сработали. Господин Скоков… представь эту сцену… врывается к Президенту России, и Ельцин его услышал!
Гарант офигел, разумеется, читая анкетку Дмитрия Олеговича: что, понимать, в Кремле деется!
Егор Тимурович тут же сообщил Президенту России, что с кандидатурой Якубовского его злонамеренно обманул господин Шумейко, которому Егор Тимурович безгранично верил.
Вечером того же дня Владимир Филиппович Шумейко прямо во дворе своей дачи сжег, к черту, всю карельскую березу. Чтобы Коржаков не узнал – взятка как-никак.
Представляешь это пламя, земляк?
И уходит в несознанку Пишет Коржакову письмо: этого гада Якубовского ему подсунул Баранников, которого он, Шумейко, всегда почитал как родного отца.
Ну не сука, а? Объясни, земляк, – Караулов весело смотрел на Алешку, – почему у нас как-то так получается: если вице-премьер так сука…
«Б-бах!» – в окошко ударил снежок.
– Что там? – вздрогнул окосевший Алешка.
Караулов повернул голову:
– Пацаны вызывают. Шпана.
– Как? Куда еще?!
– Баб лепить снежных. А может – на санках кататься. Это Филе, дружку моему, месседж. Я у него, у Фили, друг детства… ближайший. Папа на общественных началах. Хотя вырастет – даже не вспомнит, я думаю!
За стеной, на бывшей кухне, Наташа открыла форточку:
– Филипп в школе, мальчики! Филипп в школе!
– Ты меня слышишь? – Караулов тронул Алешку ногой. – Ты еще здесь?