«Выгнали! – Алешка плюхнулся в кресло. – Пинком под зад, с переводом в Кремль…»
Он знал, что идти к Голембиовскому бессмысленно. Боднарук был идеальным заместителем главного: он действительно замещал Голембиовского, если сам Игорь Несторович не хотел мараться или тратить время на неприятные беседы.
«Все равно пойду! – Алешка упрямо мотнул головой. – Хуже не будет! По завещанию в случае моей смерти вы получите удовольствие!»
Он быстро спустился к себе в кабинет. Какое счастье, господи! Дверь закрыта, никого нет…
«Во-первых, звоню Бурбулису. Прямо сейчас. Меня без меня женили – пойди пойми человеческую жизнь. Или это закон: заметив, что невеста беременна, в загсе спрашивают согласие только у жениха? Я что, писал заявление на перевод? Пусть Голембиовский объяснит! Удовлетворит меня… отказом…»
Голембиовский когда-то рассказывал Алешке, что в Малом театре был такой директор – Солодовников. Его только-только назначили, а актеры уже ринулись к нему косяком! Кто звание просил, кто квартиру, кто зарплату… Аудиенция продолжалась одну-две минуты, люди выходили из кабинета совершенно счастливые:
– Разрешил?!
– Не-а, отказал. Но как!
«Я удовлетворил его отказом», – часто повторял Солодовников…
Заорал телефон. Почему в редакциях телефоны не звонят, а именно орут?
Алешка протянул руку, но трубку не снял. – Нет-нет, не до звонков, сейчас надо сосредоточиться, все обдумать…
А телефон орал как резаный, – так, будто и в самом деле хотел сказать что-то очень важное.
– Алло! – крикнул Алешка.
– Господин Арзамасцев? Отлич-нень-ко!! Здравствуйте нам! Очень рад слышать! Это Недошивин, помощник Геннадия Эдуардовича… Помните меня? Радостная весть: Геннадий Эдуардович ждет вас в час дня завтра…
«Да что происходит, черт возьми?!»
– Спасибо, – пробормотал Алешка. – Пропуск закатите, а то ведь не дойду…
Ну что вы, что вы, Алексей Андреевич! Пропуск будет у меня в руках, а я встречу вас прямо на КПП, у Спасской башни…
8
Этот день – 22 сентября 1991-го – Геннадий Эдуардович запомнил на всю свою жизнь, как и Ельцин.
Вот когда началось главное движение: 22 сентября 1991-го, год назад.
…Дорога в Архангельское, на дачу, была не самой приятной: Тушино, промышленный район, жуткие окраины Москвы. Бурбулис очень устал и хотел спать. «Идите домой… – бросил ему Ельцин. – Идите домой…» Бурбулис настолько хорошо изучил Ельцина, что кожей, вот просто кожей чувствовал, когда Борис Николаевич им недоволен. Все инстинкты у Бурбулиса были натренированные, как у насекомого. Но все-таки Геннадий Эдуардович был романтиком; он искренне верил в новую Россию, он любил Ельцина больше, чем своего отца. Ельцин олицетворял в его глазах надежду России, ее будущее счастье – уже на века.
Россия всегда жила плохо. Хватит жить плохо! Да здравствует счастье! Да скроются коммунисты и их социализм! Ради этого счастья Бурбулис был готов на все.
Абсолютно на все.
Впереди неслась милицейская «канарейка». От мигалки, лихорадочно разбрасывающей красно-синие искры, можно было бы сойти с ума, но Бурбулису такая езда нравилась! В эти минуты он чувствовал себя героем западного фильма. Еще в школе, в старших классах, он мечтал, что его любимая девушка будет пианисткой. Когда мечта сбывается, у романтиков появляются новые мечты! На самом деле, конечно, Бурбулис был достаточно тонким человеком, чтобы догадаться: его паучьи манеры, его вечная задумчивость и нудные медленные фразы, которые выползали из него, как фарш из мясорубки, раздражают (если не бесят) всех, кто находится рядом с ним… Но что он мог сделать? Учиться говорить по-русски? Поздно! Его язык – это язык диалектического материализма (кто бы знал, конечно, что это такое?). – Да, собственное отрицательное обаяние, собственные комплексы до такой степени тяготили Бурбулиса, что он отстроил – внутри себя – строжайшую внутреннюю цензуру. Он так красиво, так образно видел (в мечтах) новую Россию, что ради этой России Бурбулис и в самом деле был готов перегрызть любую коммунистическую глотку.
Ельцину повезло: Бурбулис был запрограммирован (весь, до мозга костей) на борьбу за демократию, то есть – за Ельцина. Как же он хотел демократию, Господи! Бурбулис не сомневался, что это будет вечный бой. Именно вечный, а как иначе? И этот бой, если угодно, есть его миссия. Бурбулис сам возложил ее на себя от имени Президента России.
Может ли Бог создать тот камень, который Он не сможет поднять?
В 89-м, два года назад, Бурбулис дал принципиальную, твердую оценку окружению Ельцина: люди полезные, преданные, но порох не изобретут.