Как Магадан может быть счастьем?.. А?..
Егорка схватил стакан, быстро, без удовольствия допил «то и пододвинул к себе холодную котлету.
– Ты че, Нинок, котлеты на моче стряпаешь? – заорал кто-то из зала.
Тетя Нина широко, по-доброму улыбнулась:
– Не хошь – не жри!..
– Деньги вертай! – не унимался кто-то.
– Во, нахрап… – добродушно протянула она.
Сквозь полудрему Егорке почудилось, что рядом с ним кто-то плачет.
Это Олеша вернулся.
Он не сразуузнал Олешу: его физиономия разбухла, Олеша не мог говорить, только тыкал в Егорку листом бумаги.
– Че? – не понял Егорка. – Че?..
– Че? А ниче! – взвизгнул Олеша. – 32 ведра, п-понял? 32 ведра! М-моих!.. В-водки! Украл! Горбатый украл… я ж вот… я посчитал…
Борис Борисыч, удачно сложившийся пополам, вдруг рыгнул и упал на пол. Олеша рухнул рядом с Борис Борисы – чем и вцепился в него обеими руками:
– 32 – слышь… слышь? 32-а-а!
Борисыч не слышал. Его грязная голова послушно крутилась в Олешиных руках и падала обратно на пол.
– Суки, с-суки, с-с-суки! – вопил Олеша.
Егорка встал и медленно, по стенке, пошел к выходу. Дойдя до двери, он оглянулся назад: Олеша попытался встать, но вдруг завыл на весь зал по-звериному… Было в этом крике что-то чудовищное, словно взорвалось что-то в человеке, словно сам он – уже какой-то осколок, рот сразу перекосился, глаза налились кровью…
Егорка передумал ехать в Москву уже в этот понедельник, как хотел, но от затеи своей не отказался.
11
Когда Руцкой с автоматом наперевес поднялся на второй этаж дачи в Форосе, он стоял в коридоре. Раиса Максимовна ужасно нервничала. Именно в этот момент ее левая рука повисла как плеть, а через сутки, уже в Москве, в Центральной клинической больнице, ослеп левый глаз.
– Что, Саша? Вы и меня хотите арестовать? – спросила она.
«Какая глупость, черт подери… – зачем, зачем она так сказала?»
Руцкой первым делом снял трубку телефона, соединился – через коммутатор – с Ельциным. Доложил, что он на объекте «Заря», связь работает, и спросил, хочет ли Ельцин поговорить с Горбачевым.
– Не хочу, – сказал Ельцин и бросил трубку.
Раиса Максимовна плакала.
– А что вы плачете, Раиса Максимовна? – поинтересовался Руцкой.
Может быть, от счастья, что их спасли?
Раиса Максимовна не ответила и ушла в свою спальню, закрылась на ключ. Оказывается, они, Михаил Сергеевич и Раиса Максимовна, приготовились к аресту.
Горбачев был уверен: Ельцин их арестует.
«Гэкачеписты» сидели на скамеечке у ворот дачи. Они прилетели на час раньше, чем Руцкой, но на объект их не пропустили…
Разумеется, по приказу Горбачева.
Проиграли, идиоты. Все, он им больше не начальник.
Еще одна глупость – Вольский. На кой черт, спрашивается, он, Горбачев, ему звонил?
18 августа, в три часа дня, он сделал несколько звонков. Раньше других Михаил Сергеевич нашел Вольского:
– Аркадий, сейчас по радио скажут, что Горбачев болен. Ты знай: я здоров!
И положил трубку.
Позвонить, чтобы ничего не сказать?..
А можно было бы позвонить Бушу, Колю, в ООН…
«По радио скажут…»
Горбачев не спал и крутился с боку на бок. Зачем, зачем он принял Мэтлока, посла Америки? Гаврила Попов (с помощью, видно, КГБ Москвы) узнал о ГКЧП за две с лишним недели. И побежал, естественно, к нему, к Горбачеву, – к кому же еще? Из Нью-Йорка звонит Бессмертных, посол, надо, мол, срочно принять Мэтлока, у него важнейшая информация…
Ладно бы ему позвонил, – нет, помощникам!
Саша Яковлев, хитрец, тоже догадался: что-то готовится. «Идет, – говорит, – Язов по коридору. И де здоровается. Куда-то поверх головы смотрит!» Значит, говорит, они что-то точно придумали.
И никому не пришло в голову, что Форос – это его задумка. Аналитики чертовы! – Хорошо, где доказательства? Их нет и не может быть. Такие следы не остаются. Он знал, Ельцин не будет соединять его с Форосом. Без прямых, железобетонных доказательств это политически невыгодно. Но сегодня к Горбачеву опять приходил следователь Лисов. Его допрос (в отличие от предыдущих) Горбачеву совершенно не понравился.
Да, в домике охраны работал телефон, – звони кому хочешь (ребята, охрана, позвонили всем своим родным). Да, в его машинах, стоявших в гараже, находились все виды спутниковой связи. Сорви с ворот бумажку (ворота опечатаны бумажкой и пластиковой пломбой), звони кому хочешь – пожалуйста!
Да, личная охрана, двадцать с лишним человек, остались верны Президенту Советского Союза; у них никто не отобрал табельное оружие, они вооружились «Калашниковыми» и были готовы на любой прорыв, хоть в аэропорт, хоть куда – ребята подготовленные!