– Тост, стало быть, за комбатом… И самый простой, за недостатком времени… «Пост сдал! Пост принял!» Наше дело офицерское… Куда поставят, там и служим… Одного благодарю за хороший пост, второму желаю хорошо держать и содержать пост. Вот и все, в принципе, чтоб без причиндал… Алексей с солдатами ладил, его они любили и любят, знаю… Такого же взаимопонимания Владимиру желаю… Поехали…
Стаканы стукнулись со звоном, подполковник с лейтенантом встали ради торжества момента, а старший лейтенант сидя выпил, поскольку вставать ему было слишком долго и так же долго было садиться.
– Все! Я полетел…
Подполковник поочередно пожал руки тому и другому, сунул облегченный портфель под мышку и вышел, расчетливо оставив закуску на столе. Только после этого Медведев в ладони хлопнул, как волшебник, и из-под подушки свою припасенную бутылку вытащил. Старший лейтенант, зная привычки своего комбата, о выпивке не позаботился, хотя мимо магазина проезжал, рассчитывая одной бутылкой обойтись. Не обошлось…
Теперь уже выпили понемногу.
– Рассказывай, Владимир, как вчера прошло… Сегодня то есть ночью… – Пашкованцев постучал по столу вареным яйцом, разбивая скорлупу, и стал чистить. Скорлупа к яйцу прилипала и никак не хотела счищаться без белка, отчего очищенное яйцо стало словно бы выщербленным. Соль была тут же, в целлофановом пакетике, насыпанная в спичечный коробок.
– А что тут рассказывать… – Медведев в рот кусок вареной колбасы без хлеба засунул, от кусочка хлеба стал маленькие кусочки отщипывать и вдогонку за колбасой в рот отправлять. – Прошли все ущелье до тропы на перевал… Ты же, кажется, уже ходил там с ними?
Старший лейтенант кивнул, прожевывая яйцо, и ответил, только когда жевать перестал:
– Дважды… Профилактическое прочесывание… Это наша основная здесь служба… Сегодня здесь, завтра там… По всему району таскаемся… Малоэффективно и скучно… Практически без эксцессов… Правда, как эксцесс случился, сразу крупный… Но в целом мне такая служба мало нравится. Результата она не дает… Разве что случайно…
– А что сделаешь… – вздохнул Медведев. – Скоморохов правильно сказал: служба – куда поставят, там и пост…
Пашкованцев не согласился.
– Личная инициатива в нашей службе тоже много значит. В Чечне вообще существовала система вольного поиска… Группы сами себя заданиями обеспечивали… Правда, группы офицерские… Можно и нам что-то придумать… Я уже коменданту говорил, что осведомителей надо искать… Не здесь, в райцентре, а в селах района. И через осведомителей искать базы бандитов… Их не на маршрутах искать надо, а на месте. На маршрут все равно выходит несколько человек… И знай, когда они выйдут, и знай, на какой маршрут… Гадание на кофейной гуще…
– Это, конечно, дело, – согласился лейтенант, рассматривая бутылку на просвет. – Только наше или нет?
– Почему я и вышел с предложением на коменданта… Если бы мы были здесь на постоянной дислокации, а не прикомандированные, я бы в первую очередь этим занялся… – посетовал Пашкованцев. – Создание сети осведомителей – процесс тонкий и длительный… А поскольку длительный, значит, это дело именно коменданта, а не прикомандированных… А комендант не знает, как это делать… Подумай сам, может быть, стоит с местными ментами связь наладить… Они по всему району мотаются, всех знают…
– С ними ты меня познакомишь? – Владимир бутылку, наконец-то, оставил в покое.
– А я сам с ними знаком? Это я так, тебе подумать предлагаю… Ты все равно с полгода здесь торчать будешь… Никак не меньше…
– Я подумаю… – согласился лейтенант и налил уже большую дозу, чем в первый раз.
Выпили. Молча закусили, подумали…
– И как шли ночью-то?
– По отделениям… Я под скалами по отделению выслал и сам с одним отделением понизу, чуть отстав… Так безопаснее, если засаду устроят…
У лейтенанта были уже почти пьяные глаза, как-то неожиданно заметил Пашкованцев. Конечно, и ночь бессонная сказывается, и вообще, кажется, слаб относительно грешного дела… Да и рассказывает, как вел отделение… Наверняка это сержанты объяснили лейтенанту, как вести следует… Показали опробованный вариант… Ладно, молод, показать себя хочет… Но пить ему больше не следует…
Пашкованцев встал и на костыль оперся.
– Ну, ладно, лейтенант, поехал я в госпиталь… Обход через полчаса… Ты отдыхай…
– Может, на дорожку… – кивнул Медведев на стол.
– Я же говорю, обход… А то буду, как ты, выглядеть…
Это было сказано умышленно, чтобы лейтенант о своем виде задумался и не стал в одиночку заканчивать начатое совместно…
Через три дня в госпиталь к старшему лейтенанту Пашкованцеву пришли сержант Коля Собакин и страшный сержант Сережа Лопухин. Принесли цветы и яблоки…
– Каждое яблоко на пятнадцать минут жизнь продляет, – сообщил Лопухин. – Можно все не есть, но хотя бы надкусить обязательно, товарищ старший лейтенант, чтоб соседи не съели… Надкушенное потом доедите… Автоматически…
– А цветы-то зачем… Как женщине… – сказал Алексей.
– На цветы деньги товарищ лейтенант выделил… Даже сказал, где купить… Ему местная баба нравится, что цветами торгует. Даже нас просил сказать, что лейтенант из спецназа нас к ней прислал…
– Медведев… Как он вам? Не гоняет сильно?
– Загонял… – сознался Собакин, – не хуже, чем вы. Только с вами мы больше ползали бегом, с ним больше на рукопашку нажим… В полный контакт… Все с синяками ходим, кто под глазом, кто на ребрах, кто на ногах, кто на руках, и где только нет… Рядом «краповые» тренируются… Те в перчатках, и шлемы на голове… Мы с голыми руками, и на голове только косынка… «Краповые», глядя на нас, радуются… А мы стараемся для них… «Показуху» устраиваем… Жесткую… Зачем?
– Это лейтенант, думаю, от скуки… – решил Пашкованцев, принципиально не очень одобряя нажим на рукопашку, который сейчас в частях спецназа стал уже обычным проявлением. – Вот вы оба… Много раз за службу рукопашку применяли?
– Один раз… – сознался Коля Собакин. – Еще в срочную службу… В увольнении… С гражданскими поцапался… В бою – ни разу…
– Я сам за всю свою службу дважды… – сознался старший лейтенант. – И можно сказать, по собственному желанию, потому что оружие откладывать меня никто не заставлял… Но рукопашка характер воспитывает… Это тоже хорошо…
Характера парням из его взвода и без того было не занимать. Характер воспитывается не только в контактных занятиях по рукопашке, когда приучаешься терпеть и превозмогать боль, но лучше и сильнее в изматывающих марш-бросках, когда приучаешься превозмогать себя… Просто бывший командир взвода не хотел подрывать авторитет командира настоящего и потому смягчил свое неодобрение.
Поговорили о взводных пустяках. Сержанты что-то мялись, видел Пашкованцев, хотели что-то спросить, но не решались. Наконец уходить собрались.
– Вы, говорят, товарищ старший лейтенант, после госпиталя к нам не вернетесь? – спросил-таки напоследок Лопухин.
– После госпиталя я получаю отпуск по ранению. Это долго получается… А потом… А потом меня обещают отправить командовать ротой в другой батальон… Может быть, даже в другую бригаду… Мне еще не сказали конкретно… Сказали только, что есть на меня такие виды… А вы против моего повышения?
Он улыбнулся, показывая этим, что расставание так и так неизбежно, и надо и солдатам, и сержантам привыкать к новому командиру взвода. Тем более парень он, кажется, совсем неплохой, и сержанты против него ничего не имеют.
– Но попрощаться-то перед отъездом к нам зайдете?
– Обязательно… – это Пашкованцев мог пообещать твердо, потому что сам чувствовал в этом необходимость…
К концу первой недели старший лейтенант Пашкованцев пришел на перевязку уже без костыля, чем очень рассердил лечащего врача и удивил медсестру.
– Ты что, сухожилие растянуть хочешь? – сердито сказал врач. – Простое дело – шов разойдется, и все… И все лечение наше насмарку, а ты хромой… Или снова ногу резать придется и заново сшивать сухожилие… И никакой гарантии, что оно теперь срастется…
Он осматривал ногу долго и тщательно, давил везде, где, по его мнению, должна быть боль. Боль была, но когда хирург спрашивал:
– Больно?
Пашкованцев отвечал миролюбиво:
– Чуть-чуть…
Хотя в действительности боль была по-прежнему сильной, но успела уже превратиться в привычную. Когда боль становится привычной, от нее так не страдаешь. Но госпиталь уже утомил старшего лейтенанта основательно. Настолько основательно, что он готов был и боль терпеть, только бы побыстрее отсюда выписаться. Тем более что с лекарствами в госпитале большая напряженка была, а все лечение для старшего лейтенанта сводилось только к ежедневным перевязкам.
Врач, закончив осмотр, на свои мысли отвечая, плечами пожал. Он не понимал, как может заживать так быстро нога. Рана – да, рана может заживать очень быстро, и это хирурга только радовало бы. На рану только посмотришь – и видишь, как она затягивается, насколько гноится, если гноится вообще, и даже можешь сделать достаточно точный прогноз, когда заживет полностью. А вот сухожилие – это всегда большая проблема. С сухожилием шутки плохи. Даже рентген не в состоянии показать, что с сухожилием происходит в реальности, как мог бы показать, что происходит с костью. И потому к рентгену стараются лишний раз не прибегать. Но этот раненый не показывал боли. Может, просто организм такой не чувствительный… Встречаются порой люди с пониженным болевым порогом… Толстокожие, грубо говоря… И старший лейтенант может оказаться как раз из таких… Тем не менее шву предстояло еще долго сухожилие стягивать, пока сама нитка не растворится без остатка. Для сухожилий специальные нитки применяются, которые потом растворяются в организме… И все это время сухожилие будет болеть… И долго после этого еще будет болеть, когда человек нечаянно, без напряжения мышц, заденет за что-то, скажем, каблуком. Когда он просто ногу при шаге будет ставить, соответствующие мышцы будут напрягаться и заблокируют сухожилие. Боли не будет. А случайно попадется камушек на дороге, чуть-чуть только заденешь за него каблуком, когда мышцы расслаблены, и все… Несколько дней на ногу ступить больно… Это последствия порванного сухожилия… И так – несколько лет…
– Простую повязку ему на эластичный бинт смени… – приказал врач медсестре и вышел.
С эластичным бинтом ходить было легче, потому что он и ногу стягивал, держал ее собранной, всегда слегка напряженной и бинту сопротивляющейся, и мышцам все равно давал работать. Значит, нога разрабатывалась быстрее. Это Алексей понял, когда шел к своей палате, у дверей которой толпились врачи и медсестры.
– Не иначе генерала какого-то привезли в соседи… – сказал Пашкованцев малознакомой медсестре.
Она посмотрела на него сердито.
Оказалось, что генерала не привезли. Просто в палате умер тот подполковник, который постоянно храпел. Ранение у него было в живот, и лечение после операции проходило почти удачно. А потом вдруг остановилось сердце, и хватились этого только перед врачебным обходом. Спит, думали, человек и пусть себе спит, никому не мешает…
То-то в эту ночь и Алексей спал на удивление крепко, и храп подполковника уже не мешал и ему. Оказывается, он уже не помешает спать никому… Сам подполковник был дядька большой и добрый. И его было жалко. Но почему-то эта смерть не оставила гнетущего впечатления. Наверное, потому, что умер человек не от того, с чем в госпиталь попал… Когда рядом умирают от ранений и ты в это время ранен тоже, невольно о себе думаешь, аналогии ищешь, переводишь чужую смерть на свою жизнь. А когда кто-то умирает от сердечного приступа, начинаешь вспоминать, кто и когда еще где-то точно так умер где-то далеко… И это тоже кажется далеким и к тебе отношения не имеющим…