Действительно, хорошо жить в пустынном безмолвии, но только тому, кто имеет к этому продолжительное влечение. А главное: непременно все должно происходить под руководством опытного старца, а иначе я никому не советовал бы. Здесь я не могу нарадоваться. Такая тишина. Ни мулов, ни даже лодки своей скит не имеет по завещанию основателя. Бывало, прежде в Великий пост нигде и дыму не увидишь. Это значит, что братья во весь пост довольствовались сухоядением, не употребляя ничего приготовленного на огне. А ныне уже иногда виднеется дымок и Великим постом, но все-таки жизнь вполне безмолвная и спокойная от шума и попечений.
Однажды в год я куплю себе пшеницы на весь год, которую привозят сюда в известное время. Отдам смолоть на скитскую мельницу, отдам за это несколько левков и потом сижу себе спокоен.
Когда бывает собрание старцев-скитян для решения каких либо дел, то я, не желая мешаться в их дела и к тому же не зная греческого языка, никогда не хожу на такие собрания. На еженедельные бдения, а иногда и на Литургии прихожу на Кириакон. Когда возвращаюсь к себе, то если кто-нибудь приглашает выпить чашку кофе, а иногда и потрапезовать, то всегда отказываюсь, не желая заводить знакомств, поэтому и ко мне почти никто не приходит. На Литургию же я всего чаще прихожу к отцу Гедеону, вот тут недалеко при пещере преподобного Акакия. Слава Богу за все!»
Отец Максим жизненные припасы, а в случае надобности и деньги на покупку потребного получал из Андреевского скита, старцы которого относились к нему весьма благосклонно и милостиво. Впрочем, это милосердие и не удивительно, если припомнить его 20-летнюю там жизнь и заслуженное расположение братства.
Отец Денасий так пишет о нем: «Некто говорил, что отец Максим не имеет подвигов высокой жизни, но проводит жизнь очень скромную и весьма ровную и, можно сказать, подвижническую, исполняя неопустительно то правило, которое дано святым Ангелом преподобному Пахомию Великому. Но более близкое знакомство мое с ним и отзывы скитян доказывают его замечательную жизнь.
В небольшом его дворике, похожем скорее на садик с чистыми дорожками, есть несколько корней винограда, одна порядочная тенистая смоква, которая дает так называемые винные ягоды, и несколько смокв арабских, или огромные кактусы. Эти толстые широколиственные растения дают летом вкусные и прохладительные плоды, из которых приготовляют здесь квас. Есть и еще какие-то растения и даже цветочные и немного корней лимонных деревьев. Можно с наслаждением прогуливаться тут между зеленью овощей и цветов и под тенью смоквы и любоваться на широко раскинувшееся море с далеко виднеющимися островами, в особенности в тихую и ясную погоду».
Далее отец Денасий пишет: «Для того чтобы сказать кое-что об отце Максиме, заслуживающем особого внимания за свою живую веру в Промысел Божий, без которого едва ли кто решится жить в пустыне, не имея средств жизни и не зная никакого рукоделия, я возвращусь к прошлогоднему [1889 год] моему посещению его и беседе с ним. Тогда я пришел к нему с одним послушником Ильинского скита и монахом Андреевского скита. Когда пришли мы к старцу и постучались в запертую дверь, произнося по обычаю иноческому молитву „Молитвами святых отец наших, господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас“, старец изнутри также по обычаю ответил: „Аминь“.
„Благословите, отец Максим!“ – продолжал знающий его андреевский монах. Старец отворил дверь и с любовью пригласил нас войти, предложив снять с себя дорожные сумки и оставить их в маленькой прихожей, заменяющей и кухню с печкой для печения хлебов, и склад в уголке для дров из мелкого кустарника. Теснота и чистота повсюду уже с первого взгляда заметны. Далее через низенькую дверь мы вошли как бы в приемную, тоже тесную, которая служит для него и приходящих и трапезной (столовой). По его малому росту можно в ней стоять свободно, но человеку даже среднего роста невозможно стоять не упершись головой в потолок или не согнувшись. Также коротки стоявшие по сторонам два дивана, заменяющие собой постель для отдохновения. На них, кажется, и самому старцу невозможно свободно протянуть ноги. Между ними у большего окна стоит небольшой стол, накрытый белой вязанной из бумаги скатертью. На окне стоят малые часы – будильник. В углу и по стенам святые иконы и священные изображения. Вот и вся тесная обстановка жилища старца Максима, которая привлекла к себе особенное мое внимание своей теснотой и вместе опрятностью.