– А уверен ли ты, что Божия Матерь исполнит твое прошение? – спросил я его. – Не прежний ли дух самонадеянности побуждает тебя к этому? В таком случае ты не получишь просимого тобой.
При этих словах он возмутился духом и как бы с восторгом сказал:
– Уверен, совершенно уверен, что непременно выпрошу у Нее болезнь.
– Ну, если так, – сказал я ему, – то с этого времени молись Божией Матери, а иначе прежде времени мы не можем постричь тебя не только в схиму, но и в мантию, потому что есть те, которые прежде тебя пришли в Руссик, но еще не пострижены.
В обители нашей установлен обычай совершать постриги в Великий пост. В это время наш Паисий заболел и рад был своей болезни, думая, что, может быть, ради болезни постригут его. Но болезнь прошла, он выздоровел и опять остался непостриженным, а потому желание его и не исполнилось. Он об этом долго жалел. После этого всю свою надежду он возложил на Божию Матерь с уверенностью, что Она скоро или нескоро, но исполнит его желание, которое, впрочем, к удивлению многих, действительно вскоре чудесным образом исполнилось.
Было это так. 15 июня 1867 года, в воскресенье, по выходе из церкви после долгой службы Паисий, встретив некоторых старцев, объявил им свой ропот на прибавление в службе молений о благодетелях. Старцы, услышав ропот, вознегодовали на него. Услышали это и прочие старцы и тоже начали негодовать. Чтобы успокоить братство, я призвал Паисия, и пред другими обличил его в несправедливости его поступка, и тут же сказал ему, что так как он не хочет молиться даже и за великих благотворителей обители нашей, то ему следует оставить нашу обитель и удалиться куда хочет. Паисий смирился, просил прощения, извиняясь, что он сделал это ненамеренно, а затем, придя в мою келью, просил меня, чтобы я не выгонял из обители, а дал бы ему за вину его какой угодно канон. Я сказал ему: „Слово то я произнес для успокоения братии, а на самом деле я не имею намерения отлучать тебя от обители. Но так как ты многократно просил у меня благословения повидать Афон, то теперь для тебя время, к тому удобное. Пойди осмотри те монастыри и скиты, которых ты еще не видел, и побывай на вершине Афона, а к памяти святых апостолов возвратись в Руссик. А между тем братство успокоится, и тогда я объявлю старцам, что ты исправился и опять принят в Руссик“.
Взяв благословение, Паисий в тот же день отправился в путь. Посетив монастыри и некоторые келлии, в одиночку, без проводника он взошел на вершину Афона, что у нас считается делом опасным. День клонился к вечеру, гора в то время была покрыта облаками, и он не мог насладиться окрестной красотой природы, которую очень любил. Потому он решился остаться там ночевать, думая, что, может быть, к утру облака рассеются и он тогда будет иметь удовольствие вдоволь насладиться обозрением красот природы всей Горы Афон. Он не знал, что в облачное время оставаться на горе ночевать опасно. Когда совсем стемнело, наш неустрашимый странник вошел в церковь, помолился перед иконами, осмотрел алтарь, встал на левой стороне и начал за повечерие тянуть четки.
Между тем облака более прежнего сгустились, загудел страшный ветер, засверкали частые молнии и загремел гром. Паисий не терял присутствия духа, стоял бодро и молился. Гроза усилилась еще более. Молния чрез отверстие проникла в храм и начала гулять по церкви. Паисий прижался к стене, думая, что она не коснется его, но вдруг он почувствовал удар в голову, отчего четки выпали у него из рук. У него пробило скуфью, волосы на голове сгорели, платье висело лохмотьями, и все тело его было обожжено. Но при всем этом он еще чувствовал, что может сойти с горы, а потому поспешил удалиться оттуда. И хотя с большим трудом, но смог еще сам спуститься с горы вниз, к Богородичной церкви, где, к счастью его, он нашел двух русских старцев, укрывшихся от непогоды. Те помогли ему дойти до ближнего скита старца Георгия, постника, а тот уже на лодке доставил Паисия в наш монастырь. Все отцы смотрели на него как на чудо, все удивлялись, как он мог в таком положении не умереть, потому что все тело его было повреждено как снаружи, так и внутри. Только лицо да руки остались чистыми, а все прочее было покрыто страшными струпьями.
Когда я первый раз посетил его, он, увидев меня, с воплем возопил:
– Вот, батюшка, уж теперь вы не оставите меня, не откажите мне в вашей милости, постригите меня в схиму поскорее.
Я сказал ему:
– Теперь мы все видим, что на это есть воля Божья, а потому нечего медлить.
Тут он рассказал мне во всех подробностях, как это с ним случилось. На вопрос мой, как он отважился ночевать на вершине Афона в облачное время, он отвечал, что не знал ничего об опасности. При осмотре его докторами оказалось, что молния повредила даже все его внутренности. Доктор, ранее служивший при великом князе Алексее Александровиче, решительно сказал: „Этот больной не может долго жить“. Вследствие этого Паисий немедленно был пострижен в схиму с переменой имени на Гавриил.