Все выше сказанное, а так же явственное ощущение влияния Горького, позволяет И. Тертерян сделать нужный вывод, что в этих произведениях "по-прежнему отражается философия жизни, исповедуемая писателем, а именно: марксизм. Отражается и очень сильно" (там же).
Приходится признать, что советские критики и литературоведы, несмотря на обвинения в "зашоренности", "тенденциозности" и т.п., оценивают творчество Амаду гораздо глубже, реалистичнее и прозорливее, чем их бразильские коллеги.
Так, в предисловии к "Старым морякам" левый бразильский писатель и журналист Педро Матта Лима предлагает не "судить о работе писателя по двум его произведениям, которые могут оказаться вовсе не характерными для его творчества в целом. Правильнее будет ориентироваться на все то положительное, что содержится во многих его произведениях" (84, С. 10).
Инна Тертерян придерживается прямо противоположной точки зрения и считает, что хотя трудно строить прогнозы, особенно относительно творчества такого сложного и своеобразного художника, как Амаду, но в истории литературы нередки случаи, когда то, что представлялось странным и неожиданным эпизодом, оказывалось для писателя поиском, подступом к новому, более глубокому обобщению жизни. "Нам кажется, что "Необычайная кончина Кинкаса Сгинь Вода" для Амаду такой подступ, начало какого-то нового, очень значительного этапа" (267, С. 201)
Очень скоро жизнь доказала правоту советского исследователя: в 1966 году в издательстве "Прогресс" вышла новая книга Амаду "Пастыри ночи" (журнальный вариант "Мы пасли ночь" // ИЛ. - 1966. - No 2, 3), изданная в Бразилии в 1964 году.
Эта книга уже не пугает, не ставит в тупик: ей радуются, ее героев встречают, как старых друзей. Лев Осповат так представляет ее почитателям таланта великого бразильца: "Вот еще несколько историй порта Баия. Всякий, кто читал предыдущую книгу Жоржи Амаду "Старые моряки" (а кто не читал ее, теперь уже наверняка захочет прочесть!), сразу же узнает эти места: площадь Позорного Столба; рынок Агуа-дос-Менинос неподалеку от берега, куда причаливают рыбачьи лодки со свежим уловом, кабачки, соборы, веселые дома и надо всем - колдовская луна Баии, льющая свое серебряное сияние. Да и среди действующих лиц немало знакомых по "Старым морякам"" (246, С 5).
Критики понимают, что на страницах "Старых моряков" раскрывается совершенно особенный, "красочный и причудливый мир порта Баия" (там же), который есть органическая, неотъемлемая часть творчества писателя. Еще тридцать лет назад молодой Жоржи Амаду воспел этот мир в романах "Жубиаба" и "Мертвое море". "И когда он снова вступил в круг тем и образов своей юности, то это оказалось не возвращением вспять, а подъемом на следующий виток спиральной, стремящейся вверх дороги" (там же).
Если судить по приведенным выше отзывам, то с определенностью можно сделать вывод, что в 1966 году новые работы Амаду оценивались как явление прогрессивное и положительное.
Более глубокий анализ творчества "нового" Амаду представлен в статье И. Тертерян "Национальное, но не традиционное" (271). Анализируя последние произведения Амаду, в том числе роман "Дона Флор и два ее мужа", еще не переведенный на русский язык, Инна Артуровна приходит к выводу, что последние книги Амаду можно воспринять и оценить как нечто единое, поскольку четыре последние его книги составляют единый цикл, или, вернее (поскольку цикл предусматривает известное фабульное единство), особый "этап творческого пути художника" (271, С.138). Единство произведений определяется общностью мира (в них изображается Баия, "один из самых старинных бразильских городов, где в уникальной и кажущейся нам столь экзотической необычности быта сталкиваются крайности современного мира.., изображение этой жизни само по себе уже создает густую национальную окрашенность произведения" (там же, С. 198), общность поэтики и единый способ воплощения национальной идеи. Инну Тертерян уже не интересует, где вымысел и где реальность в книгах Амаду, она не пытается развести, расставить по разным углам сказочное и реальное, массовое и индивидуальное. Для нее теперь важно принципиально другое: "Так или иначе, в массовой или индивидуальной, психологической ситуации, но происходит схватка. Столкновение между двумя силами. Между корыстью и бескорыстием, двоедушием и искренностью, манерностью и простотой, дружбой и эгоизмом. Между народным представлением о жизни и действительной жизнью буржуазного общества. И тем самым - между национальной средой и вненациональным духовным стереотипом, выработанным современным обществом" (там же, С. 199).