Во-вторых, поддержать коммунистов означало полностью порвать отношения с международным сообществом и лишиться экономической помощи Запада. Вообще можно было ставить крест на попытках войти в мировое сообщество на равных с западными державами правах. Да и не известно, могло ли объединение севера и юга, даже если бы оно, вопреки здравому смыслу, состоялось, остановить начавшийся распад страны.
Провозглашение независимости Кавказской Конфедерации оказалось страшной новостью. Москва не могла ее признать, Москва не могла ее не признать. Признав независимость Кавказской Конфедерации, правительство Лужкова однозначно подтвердило бы обвинения коммунистов в том, что московский режим холуйствует перед Западом, распродает страну, и ему чужды интересы России. Это означало бы просто взять и наклеить на себя ярлык «антинародного режима». Трудно представить себе, какие это могло иметь последствия. И так ежедневно милиция разгоняла демонстрации перед посольствами натовских стран. И так была обстреляна машина первого секретаря американского посольства. Дипломат погиб. И так наводнившие Москву натовские военные не появлялись на улице в военной форме, да и вообще старались не появляться на улице, во всяком случае, без охраны. Известно было, что на юг уходят целые эшелоны добровольцев. Не за коммунистов ехали они сражаться, а за Россию.
В то же самое время не признать независимость Кавказской Конфедерации Москва тоже не могла. Не только потому, что это поставило бы ее на одну доску с коммунистами. И не только потому, что непризнание КК мало что изменило бы: в течение недели независимость Кавказской Конфедерации была признана рядом западных стран, Турцией, Азербайджаном, Польшей, Румынией, Болгарией, всеми постсоветскими республиками за исключением Белоруссии и Таджикистана, всеми странами исламского мира. Москва не могла отказать в признании КК потому, что за формальным актом непризнания должны были последовать практические действия. То есть, по существу, Москва должна была объявить НАТО агрессором и, соединившись с коммунистами, начать войну с Западом.
Москва сначала пыталась лавировать в поисках выхода из безвыходной по сути ситуации. Одиннадцатого сентября было опубликовано заявление МИД РФ, где говорилось, что Москва приветствует объединение свободолюбивых народов Кавказа в борьбе с коммунистической угрозой, что в этой борьбе должны объединиться все народы России, и что международное сообщество должно уважать суверенитет России и избегать вмешательства в ее внутренние дела. В общем, как начертал, согласно легенде, император Александр I на донесении о поимке преступника: «казнить нельзя помиловать».
Такая позиция московской власти, прячущей, как страус, голову в песок, не удовлетворила ни коммунистов, ни западных союзников. В «Нью-Йорк Таймс» от пятого октября появилась статья обозревателя Сидни Финкельстайна. В ней, в частности, было сказано:
«Москва постоянно и все более ясно демонстрирует мировому сообществу что природа русского государства остается неизменной при всех изменениях системы правления. В ее основе лежат авторитаризм, великодержавные амбиции и русский национализм. Именно сейчас, когда расстановка сил на Северном Кавказе стала ясной. Россия показала, что остается верной собственным традициям. Вместо того, чтобы признать свободу кавказского народа, она практически поддержала террористический режим коммунистов, осуществляющих массовые убийства и этнические чистки. В заявлении правительства России содержится призыв к странам альянса соблюдать суверенитет и неприкосновенность границ России. Не означает ли это стремление защитить и объявить неприкосновенными тех, кто проводит геноцид? Если это так, то непонятной становится позиция Запада, увеличивающего помощь русской экономике. Как раз сейчас в Вашингтоне русские представители решают вопрос о выделении нового крупного кредита МВФ. Это похоже на то, как если бы во время бомбардировок Югославии весной прошлого года Запад выдавал бы Милошевичу кредиты на восстановление его армии.