Через десять дней после инцидента в Сосновом Бору Евросоюз обратился к Федерации Северной России с требованием передать ядерные объекты как гражданского, так и военного назначения под контроль международных организаций. За рамками официального документа остались обещания и угрозы, которыми было подкреплено это требование, то есть те средства шантажа, которым и воспользовалось европейское сообщество для достижения цели. В случае согласия на передачу ядерных объектов под международный контроль России были обещаны твердые гарантии безопасности со стороны НАТО, предоставление военной-технической и военной помощи в случае нападения, прием в члены Альянса не позже, чем в течение года, увеличение гуманитарной помощи, беспроцентный кредит в размере полумиллиарда долларов и положительное решение по выделению нового кредита МВФ, по которому в данный момент идут переговоры. В случае же отказа России от выполнения требований международного сообщества прекращалось всякое экономическое сотрудничество с Россией, отзывались западные инвестиции, накладывался запрет на ввоз в Россию высокотехнологичного оборудования и оборудования для добывающей промышленности, запрещался импорт из России в Европу сырья и энергоносителей, в том числе природного газа. Практически вводилась полноценная экономическая блокада.
Это был по сути дела ультиматум России. Лужков, конечно, стоял перед дилеммой. Выбор был, в сущности, прост. С одной стороны, можно было принять ультиматум. Это означало передачу ядерных объектов под иностранный контроль, вступление в НАТО и сравнительно благополучное и безопасное существование под чужим ядерным зонтиком. С другой стороны, можно было отвергнуть ультиматум. Это означало бы необходимость выживания в условиях экономической блокады и враждебного окружения, мобилизацию страны, введения чрезвычайного управления и т. д. и т. п. Возможно, пришлось бы идти на союз с СЮРом, руководство которого, конечно же, захватило бы все главные посты в новом союзе. Это был бы поворот на сто восемьдесят градусов и полный разрыв с политикой, которую вела Россия на протяжении последних десяти лет. Лужков, разумеется, понимал, что для него лично это означало бы полный и бесславный крах политической карьеры.
Не удивительно, что ультиматум был принят. Так называемая демократическая пресса позаботилась о том, чтобы позитивный ответ ка ультиматум Запада выглядел разумным политическим шагом. Разумеется, политическими комментариями дело не ограничилось. Газеты и журналы будто бы вступили в состязание, кто из них изобразит самую мрачную и отвратительную картину состояния российских ядерных объектов, как военных, так и гражданских. Конечно же, особенно доставалось военным. Если верить газетам, ядерной катастрофы у нас до сих пор не произошло только по чистой случайности. По свидетельству одного из корреспондентов, электрические сети в бункерах управления стратегическими ракетам и с ядерными боеголовками держатся на честном слове, а точнее, на кусках банальной изоляционной ленты, которую наматывают на прохудившиеся провода малограмотные солдаты в ватниках. Изоляция там и сям нарушена, повсюду капает вода. Вместо плавких предохранителей в соответствующие гнезда засовывают монеты, канцелярские скрепки, женские шпильки. Предохранители ни от чего не способны предохранить. Отсутствует самый элементарный контроль. Вывод делался такой, что ядерная ракета может самопроизвольно стартовать в результате обыкновенного короткого замыкания, из-за которого обычно в домах перегорают пробки. В других статьях столь же правдоподобно комментировалось состояние российского ядерного флота.
Подобных передач, репортажей, сообщений было великое множество. В ноябре Фонд «Общественное мнение» провел социологический опрос граждан на эту тему, который принес в общем-то не очень удивительные результаты. Я привожу данные по публикации в «Независимой газете» от 23 ноября 2000 года.