Не из сибирской деревни, а из рукой подать городка соседней губернии, с расстояния не больше двухсот километров от моего дома, пишет рабочий человек, видимо, молодой, явно грамотный. Пишет — значит еще живой, силы еще есть писать письма, а, может, в последний раз написал. Ничего нового, нет описания ни каких-либо оригинальных народных зверств, ни суицидных извращений. Все о том же: непробудном пьянстве. Как сообщает рабочий завода, «в России текут не водочные, а самогонные реки». Ну да. Но вот его рассказ:
«На заводе, где я работаю, условия труда не простые. Работаем с одним выходным днем, наша зарплата похожа на пособие, работа физически тяжела и т. д.»
Что делают на заводе — из письма непонятно. Но впечатление: делают что-то доисторическое, домарксистское, неконкурентоспособное, никому не нужное.
«И чтобы как-то снять усталость, „пехота“ (рабочие) пьет, понятно, а если не пить, то „крыша поедет“ точно. Иногда даже кажется, что если рабочие пить не будут (на работе в том числе), то завод встанет, остановится».
Нравы:
«При встрече, обычно, у нас говорят сначала „Ну, чё, наливай!“, а уже потом только „Привет“ или „Здравствуй“».
Что пьют?
«Почти за год на этом предприятии я ни разу не видел, чтобы мои „однополчане“ пили водку… Пьют самогон или медицинский спирт разводят или, когда нет денег даже на самогон, то покупают в аптеке, например, „Трояр“ — ароматизированное средство для очистки ванн (легендарное средство, в большой моде сейчас) или с похожим названием „Троя“ — это уже лосьон для ухода за проблемной кожей».
Передовой класс, превратившись в «пехоту», разводит эти жидкости водой, но его лучшие представители, судя по письму, не жалеют денег на минералку. Дальше — обычные жалобы на местную милицию, которая не борется с самогонщиками. А еще дальше — все смешалось — наезд на Горбачева.
«Пехота» все проспала, все пропила. Не заметила, что меняются не только средства для очистки ванн, но и политические вехи. В Кремле уже несколько лет думают о том, чтобы страна не была «беспризорной». Но что делать, если в стране такие трудящиеся, которые, сдав кровь на анализ (письмо заканчивается старым анекдотом), получают медицинское заключение: «В вашем самогоне крови нет»? Как что? Завтра снова — в ресторан.
«Кристалл». Попасть туда сложнее, чем встретиться с Горбачевым. Завод — неприступная крепость, и только при поддержке государственного ТВ я оказался в его цехах. Мрачно-кирпичное здание на Яузе построено в период виттовской монополизации водки в 1901 году. Во время Второй мировой войны его прицельно бомбила немецкая авиация: там производили «коктейль Молотова». Завод пострадал, но выжил и поставлял на фронт как «коктейль», так и водку. Сейчас «Кристалл» изготовляет до пяти миллионов бутылок в месяц, и, глядя, как водка льется в бутылки, я представил себе тысячи русских глоток с ходящими кадыками, потребляющими их за день. Внутри завода — церковная атмосфера благолепия. «Кристалл» стерилен. Почти не пахнет спиртом. Все в белых халатах. Водка производится на итало-немецком конвейере, где автоматически смешивается спирт с водой из московского водопровода, хотя и специально очищенной. Затем водка разливается в бутылки, закупоривается, расфасовывается в ящики. Конвейер, в основном, обслуживают женщины, потому что, сказала моя провожатая, женщины более приспособлены к монотонной работе. Сама провожатая, помощница директора, с немыслимо длинными ногами, в немыслимо короткой юбке и с немыслимо багровыми губами, закатанная в узкий белый халат, произвела на меня, скорее, впечатление водочной галлюцинации, чем реального человека. Ее босс, меланхоличный Александр Тимофеев (ныне уволенный) говорил со мной крайне учтиво и обтекаемо. Единственно, чего я добился, так это признания, что сам он не пьет и в водке мало что смыслит. Он поспешил отделаться от меня фирменным подарком, который, по моим понятиям, оказался очень хорошей водкой.