Христос Клаассен понимал его, благодаря объяснениям Ханны Брувер. Мать Санмартина была профессором экономики в университете Буэнос-Айреса. Когда Раулю исполнилось шестнадцать, она заявила на его дне рождения о нарушениях гражданских прав, в результате чего ее приговорили к двадцати годам тюрьмы. Она сумела обмануть правительство на шестнадцать лет с помощью преждевременной смерти.
Санмартин шагнул с дорожки, осторожно затолкав ботинком в землю семена папоротника.
— Симон и Карел уже знают о зейд-африканской экологии куда больше меня. Кстати, ты знаешь, что год или два назад Симон высказал пожелание стать солдатом в нашем батальоне?
— Ну и как ты на это отреагировал? — осведомился Клаассен.
— Сказал, что он нужен мне здесь.
— Разве быть солдатом так уж плохо?
— Нет, быть солдатом прекрасно. Это учит дисциплине во всех областях жизни. Но война предназначена для профессионалов — она делает тебя непригодным для чего-либо другого. — Санмартин огляделся вокруг. — Мне будет недоставать этого места. Да, забыл тебе сказать. Завтра маньчжуры займут наши казармы в Претории и Йоханнесбурге — по одному батальону в каждую казарму. Можешь считать это новогодним подарком.
— Что-что? — ошеломленно переспросил Клаассен.
— Приказ пришел сегодня утром. Очевидно, мы должны собрать весь наш батальон в Блумфонтейне, дабы умножить усилия по выкорчевыванию из лесов ребят АДС. Мы этого ожидали — адмирал Хории спросил у Антона, когда мы будем готовы выехать, и Антон ответил, что завтра. Это означает, что полковник Суми возглавит борьбу с терроризмом в городах.
— А что это означает для нас? — пробормотал Клаассен, чье хорошее настроение тотчас же улетучилось.
— По-моему, Суми добивается согласия на какие-то крутые меры. Думаю, нам придется заставить АДС исчезнуть нашими способами, прежде чем Суми позволят осуществить это своими, — рассеянно произнес Санмартин.
Вторник (311)
Временные квартиры 1-го маньчжурского батальона возле взлетной площадки челноков в космопорте были полны кипучей деятельности, словно батальон готовился разместиться там навсегда. Пробиваясь сквозь толпу локтями, взводный сержант Ма окликнул солдата:
— Эй, Утконос! Лейтенант Акамине хочет тебя видеть!
Меткие и далеко не лестные прозвища, которые давали друг другу маньчжурские солдаты, ужаснули бы японских офицеров, если бы они их услышали.
Рядовой Гу по кличке «Утконос» поднял голову.
— Что нужно Свиному Рылу? — осведомился он.
Его товарищ Вонг по прозвищу «Одноглазый» захихикал в углу палатки.
— Похрюкать на тебя — что ж еще? Когда адмирал был здесь, ему попался на глаза твой участок. Неужели тебя не научили свертывать койку? — спросил «Саблезубый» Ма у своего подчиненного.
— Ох! — простонал Гу, хватаясь за голову. — Все эти чертовы японские карлики друг друга стоят! — Он покосился на сержанта. — И чем можно задобрить Свиное Рыло?
— Твоей поджаренной задницей, — с удовольствием сообщил Ма. — Конечно, я мог бы замолвить за тебя словечко.
— Сержанты ничуть не лучше чертовых карликов! — снова застонал Гу. — Сколько?
— Много. — Ма довольно потер руки. — И еще прибавь за то, что ты так отзываешься о твоем старом сержанте, который еле-еле удерживает лейтенанта Свиное Рыло от того, чтобы сделать твою жалкую жизнь и вовсе невыносимой. А кроме того, почему тебя заботит сколько? Ты отберешь кучу денег у туземцев, когда они начнут бунтовать.
— А я думал, этот длинноносый варвар полковник приручил туземцев, — заметил Го, неохотно доставая бумажник.
— Все туземцы бунтуют. Неужели ты недостаточно прослужил в Императорской армии, чтобы понять это? — ухмыльнулся Ма. — Ты же не думаешь, что карликов и «черноногих» прислали сюда ковырять в носу, верно? А теперь шевелись и не забудь полизать пятки Свиному Рылу — он без этого жить не может! И быстро назад — мы отбываем через двадцать минут.
Такой же бедлам творился и в казарме Кольдеве на окраине Йоханнесбурга, где 3-я рота готовилась уступить привычное место жительства 1-му маньчжурскому батальону.
— Полярник отлично поддерживал порядок в Блумфонтейне — я не желаю туда перебираться! — не переставая жаловался капрал Уборевич. — Всех адмиралов, Вослоо, следует топить еще при рождении!
Рядовой Вослоо и командир взвода, младший лейтенант Сниман, улыбнулись, заканчивая упаковку личных вещей.
— Ничего, капрал, — весело подмигнул его Вослоо. — У меня в Блумфонтейне кузина. Девушки там не такие разборчивые, как в больших городах, так что вам может повезти. Хотя кто знает — я слыхал, что они бреют ноги и носят туфли.
Уборевич презрительно фыркнул, а несколько солдат из его взвода тайком ухмыльнулись. Истории Уборевича о его свиданиях с женщинами с каждым повторением выглядели все более невероятными.
— Мне всегда нравилась байка, в которой женщина пришла к Бори во время его ночного дежурства, подняла юбку и скомандовала «смирно!» — припомнил Вослоо, глядя на прибывающие грузовики с маньчжурами.
Когда сержант Ма и рядовой Вонг спрыгнули с кузова, Уборевич вытер слезы, выступившие на глазах.
— Это хорошая казарма. Обращайтесь с ней получше.
Бросив угрюмый взгляд на своего сержанта, Вонг спросил Уборевича на ломаном английском:
— Что такое амфитилии? Они опасны?
Судьба поместила Уборевича в нужное место и в подходящий момент.
— Вообще-то нет, — серьезно заверил он Вонга. — Они опасны только в темноте, а против пулемета им не устоять. Мы потеряли из-за них всего несколько человек. Конечно, если они вас укусят, то дело дрянь. — Капрал щелкнул пальцами. — От их яда нет противоядия. Три шага — и ты труп.
Когда несколько солдат поблизости утвердительно кивнули, маньчжуры убедились, что их дело и вправду дрянь. В действительности кивки означали лишь признание факта, что Уборевич умеет сочинять невероятные истории,. связанные не только с женщинами.
Взвод бронемашин из 9-го штурмового батальона подполковника Окуды, сопровождавший маньчжуров, подъехал следом за грузовиками. Лейтенант Дэн-ни Мигер ткнул локтем Ханса Кольдеве.
— Ханс, в ихних «кадиллаках» есть что-то странное. В меня достаточно часто стреляли из таких штуковин, чтобы заметить неладное.
Бывший наемник, Мигер поначалу работал на «ЮСС», но когда компания бросила своих охранников без жалованья и большей частью мертвыми, он перешел к мятежникам. После подавления мятежа Мигер записался в батальон Верещагина под звучным афри-канерским псевдонимом «Даниэл ван Мигер».
— «Кадиллаки» с 30-миллиметровыми орудиями выглядят нормально, — медленно отозвался Кольдеве, — а вот с 90-миллиметровыми что-то не так.
— Если бы я все еще был на стороне противника, то не возражал бы выяснить, что именно, — заметил Мигер.
В тот же вечер в Блумфонтейне весь батальон собрался в одной казарме, чтобы скромно встретить Новый год. Обычай требовал налить ковш расплавленного свинца в ведро с холодной водой, чтобы узнать будущее.
— Черные пятна означают печали, — объяснял молодым солдатам Исаак Ваньяу на правах хранителя традиций 3-й роты, покуда Юрий Малинин наливал свинец.
После легкого колебания Тимо Хярконнен официально объявил:
— Выглядит как корабль. Лучше приготовиться к путешествию.
— Мне это кажется больше похожим на пулю, — шепнул Мигер Кольдеве.
Среда (311)
Подвесив койки всюду, где оставалось место, Матти Харьяло решил проблемы, вызванные прибытием солдат из казарм Претории и Йоханнесбурга, отправив половину батальона в леса, чтобы вытеснить оттуда боевиков АДС. Впервые после того, как батальон Верещагина высадился на Зейд-Африке, все четыре роты находились вместе, и свободное пространство было в большом дефиците. Клетушку Харьяло разделила пополам новая перегородка, едва оставив ему место для койки и стола.
В данный момент койка использовалась по назначению, и Харьяло с трудом приоткрыл один глаз, услышав негромкий стук в дверь.
В добавление к прочим обязанностям старший сержант службы связи Тимо Хярконнен действовал в качестве весьма эффективного амортизатора между Харьяло и всеми остальными компонентами мироздания.