— Сэр, пришел майор Санмартин, — доложил Хярконнен. — Я впущу его.
— В чем дело, Рауль? — буркнул Харьяло, спустив ноги на пол и протирая глаза.
— Снова неприятности, — вздохнул Санмартин. — Местная полиция обнаружила труп одного из известных радикалов. Никто не видел его день или два. Кто-то всадил ему пулю в затылок и запихнул в мусорный ящик. Он выглядит так, словно его пытали перед смертью.
— АДС снова очищает свои ряды от несогласных?
— Возможно, — уклончиво ответил Санмартин.
— В трупе было что-нибудь необычное?
— Только одно — кто-то запихнул ему в правый ботинок несколько новых банкнотов.
— Черт! — воскликнул Харьяло. — Значит, это сделали проклятые маньчжуры — возможно, по приказу. Это очень старое китайское суеверие — оставлять деньги в башмаке того, кого ты убил, чтобы ему были обеспечены достойные похороны и его дух не тревожил тебя. Не знаю, верят ли в это китайские «черноногие», но они поступают так, чтобы люди понимали, чьих рук это дело. Должно быть, они вытянули из бедняги все, что он знал, — хотя я сомневаюсь, что он знал многое, — и потом прикончили его. Таким образом Суми дает понять местным радикалам, что он не намерен шутить.
— 2-й взвод разведроты маньчжурского полка предназначен для борьбы с «подрывными элементами», — медленно произнес Санмартин, — но я думаю, что Суми предупреждает не столько АДС, сколько нас. Мы. уже начали получать от городских торговцев жалобы на маньчжуров и императорских гвардейцев. Такие случаи не улучшат положения.
Через несколько минут, пока Санмартин сбрасывал с себя амуницию, Тимо Хярконнен подозвал его к телефону.
— Алло. Это Санмартин.
— Рауль?
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы узнать голос Аннеке Бринк с музыкального факультета — приятной женщины, хотя и слишком хорошенькой и слишком осведомленной об этом.
— Здравствуй, Аннеке. Как поживаешь? — Во время мятежа Бринк потеряла своего деверя, футболиста по имени ле Гранж, и ей понадобилось время, чтобы избавиться от неприязни к Санмартину.
— Спасибо, хорошо. Рада, что ты не забыл меня после нашей жуткой работы в комитете.
Хярконнен кивнул и скромно удалился.
— Ханна утверждает, что мне следовало бы заняться политикой, — улыбнулся Санмартин.
— Пожалуйста, передай от меня привет рядовому Эрикссону, — продолжала Бринк. — Хорошо, если бы ты смог убедить его заняться музыкой профессионально.
У капеллана Эрикссона был на редкость красивый баритон, и Бринк аккомпанировала ему, когда Лет-суков и 3-я рота участвовали в постановке «Бориса Годунова».
— Передам, но подозреваю, что он вполне удовлетворен двумя теперешними профессиями. Чем я могу тебе помочь, Аннеке?
Нотки кокетства исчезли из голоса женщины.
— Я очень волнуюсь, Рауль. Что происходит?
— Хотел бы я знать. Слушай, Аннеке, у тебя есть в деревне дом, дача или что-нибудь, где ты бы могла остановиться?
— У моей сестры есть домик под Боксбургом.
— Тогда прихвати что-нибудь из еды и одежды и немедленно отправляйся туда.
— Но я не хмогу уехать сейчас! У меня полный класс студентов!
— Возьми отпуск. Придумай, что хочешь, только уезжай! — Санмартин закрыл глаза.
Он ощущал покалывание в кончиках пальцев — Кольдеве утверждал, что это к беде. У немцев имелось для этого длинное, с трудом произносимое обозначение. Дважды попав в засаду, Санмартин перестал игнорировать это чувство.
— Но, Рауль… — начала Бринк.
— Аннеке, — прервал ее Санмартин; трубка дрогнула в его руке, — найди любой предлог, чтобы на время уехать из Йоханнесбурга.
— Спасибо, Рауль, — поблагодарила она совсем другим тоном.
— Рад был тебя услышать, — машинально произнес офицер и положил трубку.
Четверг (311)
В одной из комнат йоханнесбургского отеля собралась дюжина политиканов, чтобы обсудить ситуацию.
— Красть фрукты с прилавка это одно, — прогремел Вейнард Гробелаар, сверкнув глазами из-под густых седых бровей, — а убивать людей — совсем другое!
Франц Вилхофер взглянул на часы. Гробелаар, управляющий кооператива, дважды безуспешно выставлял свою кандидатуру против Ханны Брувер.
— Вы не можете быть уверены, что в этом повинны новые имперцы, — терпеливо заметил Андрис Стеен.
— Все же это подходящее орудие против Бейерса, — вмешался член Ассамблеи Мартин Хаттинг. — Стоит поднять об этом шум.
Гробелаар окинул взглядом комнату.
— Мы уже битый час ходим вокруг да около. Обе партии должны занять более твердую позицию в деле защиты нашего народа. — Ободренный молчанием, он добавил: — Если мы сейчас создадим третью партию, то сможем заставить их сделать это.
— Скажу тебе прямо, Вейнард, — заговорил Вилхофер. — Бейерс в состоянии справиться с любым из присутствующих здесь, так что, если ты хочешь его ударить, постарайся нокаутировать сразу, иначе он даст сдачи. — Сняв ногу с ноги, он поднялся. — Если вы считаете, что можете лучше него справиться с ситуацией, меня прошу исключить. По-моему, все, что мы сделаем для подрыва позиций правительства, будет только на руку новым имперцам. Если хотите поднять бессмысленный шум, на здоровье, но только без меня. — Он встал и вышел. Стеен и еще трое последовали за ним.
— Если мы будем ссориться между собой, — заметил Юриаан Юберт, — то новые имперцы проглотят нас всех целиком. Франц прав. Если имперцы начнут репрессии и если Бейерс ничего не сделает, чтобы это прекратить, мы должны бросить ему вызов. Но до тех пор нам лучше сидеть тихо.
— Не собираюсь, — отрезал Хаттинг. — Пора показать народу, что есть политики, готовые встать на его защиту. — И, взяв шляпу, он отправился готовить речь на ближайшее заседание парламента.
Но когда Ассамблея собралась и Хаттинг поднялся, желая бросить свои обвинения перед камерами корреспондентов, — он был тут же лишен слова Ханной Брувер. Весь следующий час он корчился от бессильной злобы. Через несколько минут после ухода корреспондентов Брувер объявила перерыв.
По пути в комнату отдыха она заметила:
— Тебе следовало бы подождать, пока машина не замедлит ход, Мартин, прежде чем хвататься за руль.
— Нехе! — прошипел Хаттинг достаточно громко, чтобы все в зале его услышали. — Ведьма!
Брувер обернулась и спокойно заметила:
— Насколько я помню, Мартин, Альберт и я поддерживали твою кандидатуру, так что ты нам кое-чем обязан. По-моему, я оставила свою щетку снаружи. Пожалуйста, почисти мой коврик.
Вернувшись в зал после перерыва, Хаттинг обнаружил на своем столе с дюжину пыльных ковриков от своих коллег.
Вернувшись домой после заседания, Брувер застала у двери Аннеке Бринк.
— О, вроу Брувер! — покраснев, поздоровалась Бринк. — Не ожидала вас встретить. Меня зовут Аннеке Бринк, я преподаю в университете и жду вашего мужа.
— Бог знает, когда он вернется. Лучше войдите. — Она кивнула своему охраннику. — Все в порядке, Том. Вроу Бринк, это мой секретарь, Том Уинтерс.
Уже дома Брувер приветствовала вроу Бейерс и сгребла в охапку Хендрику.
— Могу я поинтересоваться, чем мой муж обидел вас? — спросила она гостью.
— Что вы, ничего такого не было! — Бринк замялась. — Вчера я задала ему вопрос, ожидаются ли у нас неприятности, и он посоветовал мне взять отпуск и уехать в деревню. — Она старалась скрыть тревогу. — Я подумала, что лучше обсудить это поподробнее, а утром узнала, что он уволился из университета.
— Придется расспросить Рауля при следующей встрече. Я сама вижу его не так уж часто, — заметила Брувер, холодно разглядывая Бринк.
Аннеке покраснела еще сильнее.
— Я не хотела причинять беспокойство. Пожалуйста, не думайте, что…
Брувер внезапно рассмеялась.
— Извините, — сказала она, вытирая глаза. — Просто мне почудилось, будто вы считаете меня ревнивой женой.
— По-вашему, это очень забавно? — осведомилась Бринк.
— Вы бы меня поняли, если бы лучше знали Рауля.
— Никому из мужчин нельзя доверять, — с горечью промолвила Бринк, имевшая за плечами опыт двух неудачных браков.
— Раулю можно, — спокойно возразила Брувер. — У него много недостатков, но я сомневаюсь, что ему когда-нибудь приходило в голову даже посмотреть на другую женщину. — Война многое убила в Рауле Санмартине, но оставила невредимой совесть, чего нельзя сказать о значительной части других людей. Брувер переменила тему. — Если Рауль сказал, что вам стоит уехать в деревню, думаю, это хороший совет.