— Послушай, говорят, Иуда Искариот был турком?
— Нет, сэр! — рассмеялся Аксу. — С вашего разрешения, пророка Иисуса предал грек! У турок есть поговорка, что, если ты поздоровался с греком за руку, не забудь после пересчитать пальцы.
Стрелок подошел, выровнял очередной холмик земли и воткнул в него крестик со свежей надписью «Ван дер Мерве». Он постоял, посмотрел на Аксу, на неприметную охапку соломы, лежавшую в стороне.
— Слушай, парень, — сказал ему Аксу, — если ты не выстрелишь, мы выбьемся из графика. Ваша честь, я прошу прощения, но мне надо заглянуть к нашим первым клиентам, прежде чем отправиться к остальным.
Санмартин кивнул.
— Со следующими столько же будете возиться? — спросил он. Они управились с шестерыми, а осталось еще человек пятьдесят.
— За час разберемся, ваша честь. Ну, может, чуть подольше. Может быть, нам стоит прибегнуть к наркотикам? Я мог бы распорядиться… — Аксу отдал честь. Санмартин ответил тем же, и Аксу удалился.
— Разведка трудится в поте лица, — заметил Санмартин.
Береговой снова потер подбородок. На этот раз он по-настоящему задумался.
— А док?
Санмартин поморщился.
— Я ей сам скажу.
— Правду?
— Правду, но не всю.
— Как можно меньше.
— Если придется, — сказал Санмартин, — я сам буду заливать им в глотку эти наркотики, причем ржавой ложкой.
Береговой кивнул и удалился, по-прежнему погруженный в размышления.
— Я хочу увидеть, что на душе у парня! — сказал Санмартин, ни к кому не обращаясь. Стрелок, выравнивавший холмик, не обратил на него внимания.
Кроме горе-вояк, которых они брали в плен целыми толпами, у них набралось еще человек пятьдесят, попадавшихся по одному, по двое. Они оказались без оружия и более или менее убедительно доказали, что они вовсе не участвовали в мятеже, а просто вышли погулять. Их отпустили, но поступить так же с теми, кто был захвачен с оружием, было нельзя — начались бы нежелательные разговоры.
Санмартин достаточно хорошо знал людей, которые втянули в эту авантюру таких, как Ханнес ван дер Мерве, и мог предвидеть последствия. Очень возможно, они снова загребут отпущенных на свободу к себе в войско. Это, конечно, не помешало бы бывшим пленным распространять среди гражданского населения сведения о поражении и о великой мощи имперских войск. Но предводители буров — народ недоверчивый. Они захотят провести собственное расследование. А Раулю нужно было знать, что думает Ханнес ван дер Мерве. И, как это ни смешно, могут ли они положиться на ложь.
— Я хочу сжать его душу в горсть и выдавить все, что там есть, — тихо добавил он. Посмотрел на стрелка. — Ты ведь был в Пустынях с девятым взводом?
Стрелок кивнул, продолжая формовать холмик с пристрастием художника. Он отлично помнил эти тяжелые дни в пустыне.
— Помнишь, как Виеру прострелили яйца, когда он передавал воду? Ох, мы и ржали! Мы прозвали его «Дик в яблочко».
Стрелок тоже рассмеялся. Это было на девятнадцатый день. Двое из рабочих, которых они преследовали, накануне покончили жизнь самоубийством.
Санмартин посмотрел в сторону Ридинга.
— А теперь вот это, — сказал он.
Стрелок кивнул. Он завершил приготовления и пальнул в охапку соломы.
Среда (13)
Кекконен сидел, прислонившись спиной к брустверу, и развлекался тем, что играл в пасьянс насквозь промасленными картами. Серый зевал, не снимая пальцев со спусковых крючков своей ракетной установки.
Со стороны Блумфонтейна показался небольшой грузовик. Серый загнал в ствол первый заряд с ловкостью, которая приобретается только годами практики, и лениво ждал его приближения. Машина прибавила скорость. Глаза Серого сузились. Он привстал и снял ракетную установку с предохранителя.
Машина не остановилась перед шлагбаумом. Она проломила его, не обращая внимания на выстрелы часового. Но тут же замедлила ход, объезжая первый из надолбов. Серый успел увидеть напряженное лицо водителя и выстрелил сразу из всех стволов.
Грузовик взорвался. Кекконен судорожно вцепился в бруствер, сжимая в руке второй, уже ненужный заряд.
— Jumalan kiitos! — прошептал он.
Серый со скучающим видом прочистил орудие и снова установил его на треноге, направив стволы вверх. Карты Кекконена плавно опускались на землю. Почерневшее шасси грузовика осталось лежать между первой и второй надолбой.
С того дня энергию с океанской электростанции подавали только по три часа в день.
Брувер закрыла за собой дверь и на какое-то мгновение застыла, явно раздираемая сомнениями, — это дало Верещагину возможность оценить ситуацию. Тонкое лицо ее выражало одновременно и замешательство, и предельное волнение.