— Нет, не помню.
— Познакомлю при первом же случае. Матти — это настоящая находка, жемчужина первой величины.
— Тогда поздравляю. Поздравляю твой батальон.
— И я тебя. Шесть лет назад, кто бы мог подумать?
— Не валяй дурака, Антон. Мы им нужны здесь, на окраинах Империи, куда «золотые мальчики» не полетят.
— Возможно. А как Мириам?
— Нет больше Мириам. Напоролась на контактную мину на Альбуэре.
— О, прости.
— Ну что ты. Два года прошло. Время — лучший лекарь.
— Видишь кого-нибудь из старых знакомых?
— Нет, девочки все молодые. Они мне как дочери, своих-то у меня никогда не было. Я держу их на расстоянии.
— Раньше тебя это не беспокоило. -
— Это не очень тактично с твоей стороны. А как ты, Антон?
— Я совсем один. Да и как может быть иначе? Кому я нужен?
— Надо тебя познакомить с моим хирургом, ортопедом.
— Это такая худенькая? Карие глаза, шатенка, короткая прическа? Видел я ее, когда приезжал проведать двух своих. Они до сих пор валяются у вас, симулянты чертовы! Так что видел я ее, спасибо, нет.
— Не зарекайся! Она тебе очень подошла бы,
— Ева, кончай, сваха из тебя никудышная.
— А неплохо получилось бы. Вы оба не в моем вкусе, но просто симпатичны как люди…
— Прекрати, Ева.
— Нет, на сей раз я серьезно, Антон. Моя маленькая Наташенька — очаровательная девушка, она из Тюмени. Я и правда считаю, что вы должны узнать друг друга получше.
— Ева, женщина должна быть не меньше метра, восьмидесяти ростом. А ты сама сказала, что она маленькая.
— Ты не крути.
— Ева, сейчас не место и не время. Если даже ковбои не поднимут бучу в ближайшие десять минут…
— Антон Александрович, немедленно прекратите свои глупости! — твердым, но спокойным тоном произнесла Ева.
На Верещагина это подействовало: годы дисциплины не прошли бесследно.
— Ты посмотри, кого они сюда прислали, — заговорила она. — Ты, я, Эбиль — мы не принадлежим к категории незаменимых, на наше место найдут других. У Кимуры — тот еще тесть. Кимуру просто так под пулю не поставят. Хигути не умеет держать язык за зубами и выставил старого Кадзитани в дураках. Полковник Линч — тот просто идиот, а контр-адмирал Ириэ, который решил не высовывать носа из «Графа Шпее», позволяет ему строить из себя умника. Адмирал Ли слишком умен, чтобы быть корейцем, и слишком кореец, чтобы его подпустили близко к трону и власти. Я могу продолжить, если хочешь. А как ты думаешь, сколько просидит на этом грязном шарике наша веселая компания?
Верещагин неуверенно мигнул.
— Антон, я буду хорошей девочкой. Только когда в следующий вторник увидишься с Линчем, не строй планы смыться, лучше вспомни о хороших манерах. Так, а теперь скажи, сколько у тебя времени до отбытия?
— Около двух часов.
— Тогда организуй мне обед, и мы вспомним старые времена.
Так они и сделали, но после этого Верещагин еще целый час ждал отлета.
Когда самолет подлетел к холму, где расположилась третья рота, Верещагин заметил массу перемен. Под бункеры переделали длинные каменные загоны для скота, одев их в бетон и сталь и засыпав метровым слоем грунта, утрамбованного и пропитанного химическим растворителем, нтобы сделать всю эту массу более-менее эластичной. Сильно трансформировался сам фермерский дом. Он был укреплен стальными деталями, грунтом и жесткой застывшей пластиковой пеной. Усиливались и другие объекты, включая сауну.
К возмущению выселенного фермера и соседей-землевладельцев, траву, выросшую по пояс, стянули в пучки, чтобы она не мешала видимости при стрельбе, а в радиусе пятисот метров была протянута проволока, с помощью которой надеялись получить предупреждение о визите непрошеных гостей.
Полковник Линч сидел с плотно сжатыми губами, и Верещагин вспомнил, что, в отличие от его помещений, казармы Кимуры в Ридинге были внешне вылизаны, словно выстроились на парад.
Виднелись часовые, которые стояли у входа в бункеры, словно воткнутые спички, а не лежали на крышах, готовые при первой возможности открыть стрельбу. Верещагин подумал, что Матти Харьяло постарался к встрече гостей. Но эта мысль улетучилась, как только самолет коснулся грунта.
Все выбрались наружу, где ярко сияло солнце. Часовой в свежевыглаженной форме поприветствовал прибывшее начальство, и полковник Линч, явно удивленный, приложил руку к фуражке. Из бункера вынырнул Ханс Кольдеве, одетый в безупречно чистую, идеально выглаженную форму, и отдал честь полковнику. Линч, снова козырнув, сухо спросил: