Объединяло участников кружка, как отмечается в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, также «обаяние необыкновенно светлой, истинно-идеальной личности главы кружка» Николая Владимировича Станкевича (1813–1840).
Помимо Станкевича в кружок изначально входили талантливый историк Сергей Строев, создавший обширное «Описание памятников славяно-русской литературы, хранящихся в публичных библиотеках Германии и Франции», поэт Василий Красов, которого называли «певцом рано порванной жизни, не сбывшихся надежд юности, обманутых ожиданий», будущий писатель Януарий Неверов, один из крупнейших представителей «славянофильского» направления Константин Аксаков и звезда российской литературной и театральной критики середины XIX в. «неистовый» Виссарион Белинский. К кружку тесно примыкали известный впоследствии публицист Михаил Катков, будущий анархист и пламенный революционер Михаил Бакунин, Василий Боткин, брат известного доктора, именем которого названа больница в Москве, либеральный историк Тимофей Грановский.
Николай Станкевич, может, не имел крупного литературного дара, но горячо любил искусство, обладал тонким вкусом, прекрасно умел вести беседу, превращая ее в наслаждение роскошью живого плодотворного общения. …Весь наш товарищеский кружок, — рассказывал Януарий Неверов, — очень часто у него собирался и проводил целые вечера в чтении и в одушевленной беседе». Многие идеи Белинского были намечены и нередко сформулированы Станкевичем. Атмосфера его кружка запечатлена Тургеневым в романе «Накануне». Из рассказа Станкевича о трагической судьбе приемной дочери московского музыканта Ф. Гебеля возник сюжет тургеневской повести «Несчастная». Тургенев оставил и лучшее описание внешности этого удивительного молодого человека, о котором сегодня мало кто помнит, но который в свое время сыграл выдающуюся роль, объединив вокруг себя светлые и пылкие молодые умы.
«Станкевич был более, нежели среднего роста, очень хорошо сложен… У него были прекрасные черные волосы, покатый лоб, небольшие, карие глаза; взор его был очень ласков и весел; нос тонкий, с горбиной, красивый, с подвижными ноздрями; губы тоже довольно тонкие, с резко означенными углами; когда он улыбался, они слегка кривились, но очень мило; вообще улыбка его была чрезвычайно приветлива и добродушна, хоть и насмешлива; руки у него были довольно большие, узловатые, как у старика; во всем его существе, в движениях была какая-то грация и бессознательная величавость (в оригинале distinction), точно он был царский сын, не знавший о своем происхождении».
Дом в Москве, в котором собирались участники кружка, сохранился. Одноэтажный особняк с мезонином под номером восемь стоит в Большом Афанасьевском переулке. С 1980 г. он внесен в список памятников истории и культуры. В здании, где в XIX в. собирались московские студенты-западники, сегодня расположена школа английского языка, истории и литературы «Дом Станкевича», входящая на ассоциированных началах в ЮНЕСКО.
В конце лета 1837 г. Станкевич выезжает за границу на лечение чахотки и сначала проводит около месяца в Карлсбаде (Карловы Вары). За ним, бросив мужа, едет сестра Бакунина Варвара Дьякова. После заметного улучшения состояния здоровья Станкевич отправляется в Берлин, намереваясь всласть позаниматься там его любимой немецкой философией. Там он встречает также приехавших для продолжения учебы Неверова с Грановским. Чуть позднее к ним присоединяется Строев — так в прусской столице вновь собрался основной костяк московского кружка. Товарищи селятся на улице Фридрихштрассе (Friedrichstrasse, 22 и 88). Жили довольно весело. Обаятельный Станкевич пользовался немалым успехом у местных барышень. Случалось, денег не хватало, и Неверов пытался подрабатывать игрой в лотерею, что, как ни странно, ему удавалось.