Не все берлинцы, однако, были столь добродушны. В униженной военным поражением и отягощенной огромными репарациями стране вызревали и другие настроения. Немцев шокировали объявления на дверях магазинов «Wir sprechen auch deutsch» («Мы говорим также по-немецки»). Случалось, писал Вадим Андреев, «прохожие… услышав русскую речь, оборачивались и яростно кричали:
— В Германии извольте говорить по-немецки!».
С окончанием Гражданской войны в Германии, и прежде всего в Берлине, стали часто появляться крупные писатели, художники, артисты, деятели искусства из Советской России. Это были не единичные выезды счастливчиков «за бугор», а то, что называют массовым явлениям (понятно, что в определенной социальной группе). Для достаточно известных представителей российской творческой интеллигенции тех лет Германия примерно до 1925 г. реально была «окном в Европу», через которое до поры лишь географически отдаленные части единой русской культуры свободно (или почти свободно) поддерживали двустороннюю связь.
В эмигрантской среде одни оставались монархистами и твердили о борьбе «За Веру, Царя и Отечество», другие по-прежнему гласили: «Вся власть Учредительному собранию», распущенному большевиками, третьи призывали к «власти советов, но без коммунистов»… Кадеты (конституционные демократы. — Авт.) вместе с основателем этой партии бывшим министром Временного правительства Павлом Николаевичем Милюковым, склоняясь к примиренчеству, считали, что в новой ситуации необходимо проявить гибкость и создать «Всероссийскую политическую коалицию».
В Берлине писали, находим опять у Эренбурга, что «Россию погубили вечные ручки Ватермана и шампанское Купферберга, помеченные дьявольскими пентаграммами. Известный в дореволюционные годы журналист Василевский — He-Буква (псевдоним. — Авт.) писал, что «большевики растлили Сологуба», ссылаясь на роман «Заклинательница змей», написанный до революции. Бурцев называл Есенина «советским Распутиным», К. Чуковского за статью «Ахматова и Маяковский» объявили «советским прихвостнем» Черносотенцы писали, что «Керенский сын известной революционерки Геси Гельфман, эсер Чернов на самом деле Либерман, а октябрист Гучков — масон и еврей по имени Вакье».
Не уступали журналистам и писатели с именем. Зинаида Гиппиус травила Андрея Белого, беллетрист Е. Чириков, который многим был обязан Горькому, написал пасквиль «Смердяков русской революции». Бунин чернил всех. Белые газеты, что ни день, объявляли о близком конце большевиков.
Все это было бурей в стакане воды, истерикой низверженных помпадуров, работой десятка иностранных разведок или бредом отдельных фанатиков».
Некоторые, озлобленные поражением, терзаемые невозможностью отомстить далекому врагу, находили виновников всех бед среди таких же, как они, изгнанников. Самые оголтелые хватались за оружие.
В марте 1922 г. монархисты, белые офицеры Шабельский-Борк (настоящая фамилия Попов) и Таборицкий, совершили покушение на Милюкова. Это произошло на лекции «Америка и восстановление России», которую тот читал в Берлинской филармонии. После ее окончания Шабельский-Борк с криками «Я мщу за царскую семью» открыл стрельбу по Милюкову. Сидевший в президиуме доктор Аснес быстро среагировал и повалил Милюкова на пол. Нападавший продолжил стрельбу, но в этот момент его ударил по руке с револьвером, оказавшийся рядом Владимир Дмитриевич Набоков, один из руководителей кадетской партии, юрист и публицист, редактор берлинской газеты «Руль». Тогда Таборицкий выстрелил в Набокова. Пуля попала в сердце, Набоков погиб мгновенно. Во время покушения было ранено девять человек. Милюков не пострадал.
Шабельский-Борк был задержан собравшимися в зале. Таборицкого схватили уже в гардеробе. На момент покушения Шабельскому было 28, Таборицкому — 26 лет.
Состоявшийся суд приговорил Шабельского-Борка к 12 годам каторжной тюрьмы, Таборицкого — к 14 годам. Оба были освобождены через пять лет и остались в Германии. В годы нацизма работали в Управлении делами российской эмиграции, которым руководил В. В. Бискупский — один из идеологов так называемого «русского фашизма». У одного из террористов дочери убитого Ольге Набоковой пришлось подписывать свидетельство о расовой чистоте.