— Mike, this is Lafayette, man, — ровным голосом произнес Милн.
— Hey, man, long time no see, tiger. Listen…
Связь оборвалась. Очевидно, Рылеев ткнулся куда-то не туда.
— Hello? Hello? Shit.
Милн опустил наушник и мрачно посмотрел на Рылеева.
— Я сейчас налажу, — извиняющимся тоном пообещал Рылеев, хлопоча.
Эдуард взял его за шиворот и поставил на ноги.
— Слушай, сокол, — сказал он. — Техническое совершенство и удобство потребителя нас не интересуют. Нам просто нужно позвонить, и чтобы нас не прерывали. Еще раз прервется связь — я тебя утоплю в сортире по национальному признаку. Я, знаешь ли, славянин без скандинавских добавок. Я так решил.
Рылеев послушался.
— Что за шалом? — спросил Милна Эдуард. — Ваш знакомый — израильтянин?
— Нет, он всегда так отзывается на телефон. Это сбивает с толку всех, включая евреев. Он любит сбивать людей с толку.
Какой-то непонятный, или непереводимый, американский юмор, решил Эдуард.
— Mike, it's me again, — сказал Милн. — Listen, scooter, I need to talk to a friend of yours. You remember, the slightly fucked-up individual from the Upper West Side.
— Indeed.
— Can you put me through?
— I'm afraid I cannot do that, sport. If you could tell me what the problem is, though…
— It's a long story. I'm stuck here with a bunch of others, I don't want to tell you where…
— I know where.
— You do? — Милн искренне удивился.
— Yeah. Never mind. So you've gotten yourself into a fix, and you want Chuckie, of all people, to give you some ideas about how to extricate yourself. I'll talk to Chuckie and then call you back. How's that?
— I'm pressed for time. You can't call me back. Don't you dare.
— Fine. You call me back, then. I might need some time to get Chuckie on the horn, though. Ten minutes?
— Make it five.
— Fine.
— Выключай, — сказал Милн. — Ждем пять минут.
— А кто вы такие? — спросил Рылеев, выключая агрегат. — Вы — американская разведка?
— Всем нынче мерещится американская разведка, — сказал Милн. — Нет, мы культурные работники, просветители. Мы будем мечеть строить тут неподалеку. А то в Белых Холмах мечети нет, это политически неправильное положение. Впрочем, церкви тоже нет.
— Но это как раз вполне правильно, политически, — добавил Эдуард.
— Прекратите пиздеж, — потребовала Аделина. — Эдька, покажи, как обращаться с этой дрянью.
— Вы тут в покер играете? — спросил Милн, пока Эдька учил Аделину квалифицированному обращению с автоматом.
— Мы, да… играли, — сказал Рылеев.
— А в джин рамми умеете?
— Нет.
— Жаль. Я только в джин рамми играю, — объяснил Милн. — В восточнобережных психиатрических больницах это самая популярная игра.
Пять минут прошли. Рылеев снова наладил связь, и снова динамик агрегата продолжил работать по снятию наушника с креплений.
— Tiger, — сказал Майк на другом конце провода, — it's fucking stupid, I know, but Chuck here wants to talk to you in person. Says he needs to know some details. Can you give him details?
— Линка, переводи, — тихо сказал Эдуард.
— Чак хочет знать детали и говорить лично, — перевела Аделина.
— Fine, — сказал Милн. — Chuck speaks Russian, as I remember.
— Yes, he does.
— Tell him to use Russian.
— Why?
— Never mind why.
— Чак будет использовать… говорить по-русски, — перевела Аделина.
— Ну да? — удивился Эдуард.
— Добрый день, то есть вечер, — раздался в динамике голос Хьюза с легким английским акцентом. — Я понимаю, что время ограничено. Постараюсь думать быстро. Готовы?
— Готовы, — согласился Милн.
— Маленький городок рядом с Новгородом. Правильно?
— Да.
— Свершилось нечто вроде coup d'etat, и новая власть пытается… э… ебать мозги посредством телевизора. Так?
— Более или менее, — сказал Милн.
— Вам нужно знать точно, чего они хотят, и на сколько времени рассчитан их план. Так?
— Почти. По-моему…
— Воздержитесь от высказывания личных мнений. У них есть ракеты с боеголовками, не так ли?
— Откуда…
— Мне известно то, что мне известно. Ракеты — это замечательно, но должно быть что-то еще, поскольку население ракетами прокормить нельзя. Что еще у них есть?
— Не знаю.
— Что-то должно быть. Какой-то… э… trump card… козырь какой-то. Залежи золота? Я не разбираюсь в геологии. В Новгородской Области есть залежи золота?
— Нет.
— Руды? Урана?
— Нет.
— Что-то должно быть, — безапелляционно сказал Хьюз. — Это вы узнаете сами, при случае. Далее, насколько я понимаю, вас держат в каком-то доме, что-то вроде домашнего ареста?
— Да.
— Вы попались?
— Меня пригласили, — сказал Милн.
— Даже так… Кто именно?
— Переворотчики. Путчисты.
— Так, так. Вас одного?
— Нет, целую команду. Включая всех тех, кто занимается еблей мозгов по телевизору.
— Я видел мужчину средних лет, стройного, в свитере, он рассуждал об экономике и нефтяном кризисе.
— Где вы его видели?
— По телевизору. Нелегальный канал.
— Черт знает, что такое, — сказал Эдуард, стоя рядом с Милном. — В Америке видели, у нас не видели, и мы не видели.
— Это кто с вами? — спросил Хьюз.
— Это… коллега.
— Русский?
— Да.
— В смысле, не путчист?
— Правильно.
— Ого. Вот оно, оказывается, что… Сейчас я буду молчать целую минуту. Не говорите ничего, мне нужно подумать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ТЕЛЕБЕСЕДА С ФОКУСАМИ, ЧАСТЬ ВТОРАЯ
— …и этот ваш переворот, — продолжал Хьюз. — Переворот изначально был бредовой затеей, его держали как запасной вариант, из тех, что никогда не бывают задействованы. И задействовали совершенно случайно. Так совпало.
— То есть, вы хотите сказать, что переворот был задуман правлением Тепедии?
— Не задуман, а придуман и отложен.
— Но переворот свершился.
— Случайно.
— А реакции нет.
— Какой реакции?
— Международной.
— Милн, вы взрослый человек. Переворот безусловно свершился с ведома всех заинтересованных правительств. О том, что план приходит в действие, знали и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в Париже, а не только в Москве. Не знали ближайшие соседи — Эстония… Белоруссия… Латвия. Им не потрудились сообщить.
— Москва?
— Милн, вы странно рассуждаете. Перевороту четыре дня.
— Может, Москва просто растерялась.
— Когда Москва теряется, с ее аэродромов взлетают бомбардировщики. Раз не взлетели — значит не растерялась. Мыслить следует здраво, Милн, а то ведь так до чего угодно можно договориться — может, в Москве не знают, что Украина отделилась? Может, там не знают, что татарское иго кончилось?
— Ну, хорошо. Значит, они позволили перевороту свершиться. Кто управляет переворотом?
— А вы до сих пор не поняли?
— Я до самого недавнего времени думал, что Демичев. Но он сильно изменился за последние пять лет.
— Да ну вас, Милн! У Тепедии было три главы. Один сбежал, другого арестовали, но выпустили под залог, третьего арестовали и не скоро выпустят. Три кандидата. Кто из них?
— Неужто Кречет? — подал голос Эдуард.
— Вот, видите, — одобрил Хьюз. — Русские соображают быстрее негров. Ну, думаем дальше. Сбежавший Каменский объявляется в Нью-Йорке, живет в безопасности некоторое время, и все-таки его убирают. Ни у ФСБ, ни тем более у ФБР и… Central… ЦРУ, нет никаких поводов его убирать. У армейских разведок — тем более. Значит, убрал кто-то из своих. И убрал очень чисто, надо отдать ему должное.
— Каменского убрали? — переспросил Эдуард.
— Да.
— Когда?
— Давеча.
— Кречет?
— Либо Кречет, либо петербургский партнер отдал приказ перед самым своим арестом. Я склонен думать, что именно петербуржец. И в связи с этим есть два неприятных варианта — у вас. Вариант первый — переворот утверждается, приобретает легитимность, и всех, кто находится сейчас в вашей гостинице, запоминают — с тем, чтобы впоследствии убрать. Вариант почти невероятный. Вариант второй — это, увы, то, что скорее всего произойдет. Власти решили дать отбой.
— Какие власти? — спросил Милн.
— Которые позволили перевороту свершиться. Данный аспект мне не очень ясен. Есть гипотеза, не более. Великие постановили, что кто-то наконец, из тех, кому поверят массы, должен сказать правду публично.
— Правду о чем?
— О том, что я видел по телевизору. Нефтяной кризис, экологический кризис, нужно срочно менять стиль жизни — причем всем. Чтобы этому поверили, нужно, чтобы выступил большой политик. Ни один политик не захочет такое говорить — все боятся за свою карьеру. Но появилась возможность создания нового государства — пусть клоунского, но со своим правительством, у которого карьерные соображения несколько иного плана. И вот с одобрения этого правительства по телевизору вдруг говорят правду. На правительственном уровне. Все это подхватывают средства массовой информации остального мира — и дело сделано. Публику оповестили, карьеры политиков в сохранности.