Номер освещался настольной лампой рядом с телевизором. Возле кровати лежал труп, а в руке у трупа наличествовал пистолет. Эдуард подумал, что Кудрявцев выбрал очень неудачный момент, чтобы застрелиться. Но тут же отогнал эту мысль. Во-первых, человек на ковре был в хаки, а во-вторых, был он выше и шире щуплого Кудрявцева. Присев на корточки, Эдуард пощупал человеку горло, а затем руку. Час назад, как минимум.
И вернулся на лестницу.
— Что там? — спросила Аделина, опередив Милна, когда дверь закрылась, и Милн включил фонарик.
— Там Вадим, — сказал Эдуард.
— Что — Вадим?
— Скорее всего… он застрелился.
— Ага, — сказал Милн.
— Не пугай детей, — бесстрастно велела Эдуарду Аделина. — Ты уверен, что он застрелился?
— Деловая какая. Нет. Возможно, его застрелили. Чего на свете не бывает.
— Кто?
— Кудрявцев.
— Эдька, не до шуток!
— А что? — Эдуард посмотрел на нее мрачно. — Историки — такой, знаешь ли, народ. Там замок вырван с корнем. Вадим стучался к Кудрявцеву, Кудрявцев не открывал. Вадим в сердцах выбил замок, ворвался, как потный боров, а Кудрявцев, интеллигентный человек, возмущенный неуважением к своей исторической персоне, дал Вадиму в морду, отобрал пистолет, застрелил Вадима, вложил пистолет Вадиму в руку, и, забыв выключить свет, вышел в никуда.
Помолчали.
— Это хуйня, — сказал один из мальчиков. — Это ты голливудских фильмов насмотрелся. Это…
— Дам по шее, — предупредила Аделина.
Мальчик замолчал.
— Хороший был план, — посетовал Милн.
— Действуем по второму плану, — решила вслух Аделина.
— Нельзя, — возразил Эдуард.
— Другого у нас нет.
— Все равно нельзя.
— Эдуард, вы хоть оттащили его… в шкаф, или еще куда? — спросил Милн.
— Нет.
— Почему? Лень было?
— Его обнаружат так или иначе.
— Тише, — скомандовала Аделина. — Действуем по второму плану. Возвращаемся в бар. И этих… с собой возьмем. Где же их мамаши, почему не следят за детьми. Как рожать — так горазды, а воспитывать — так нет.
Сержант Гоголь ничего не имел против рядового Лескова — совершенно. Ему до рядового Лескова не было никакого дела. Но рядовой Лесков застил проход — стоял возле бассейна и смотрел на воду, в которой ничего интересного, по мнению сержанта Гоголя, не плавало.
— Посторонись, Лесков, — попросил Гоголь.
— Э?
— Посторонись, дай пройти.
— Да ты ж только что сменился.
— Я говорю, посторонись, рядовой.
Но рядовой Лесков, подчиняющийся только Вадиму, лишь фыркнул в ответ. Сержант Гоголь сделал угрожающий жест. Рядовой Лесков, и без того нервный тип, тут же взял автомат наперевес.
— Не серди меня, хохол.
Сержант Гоголь даже опешил слегка. Во-первых, никакой он был не хохол. Во-вторых, он был сержант. В третьих, у него было срочное дело в предбаннике.
— Ты что, Лесков, с коньков спрыгнул? — осведомился он.
За спиной Гоголя появились еще двое — рядовые Глинка и Державин. Лесков снял автомат с предохранителя.
— Всем стоять, — велел он, пятясь к двери предбанника.
У рядового Лескова было замечательное чутье. Но не было выдержки. Державин потянулся поправить ремень автомата, и это движение вывело Лескова из себя. Лицо его исказилось. Державин, Глинка и Гоголь поняли, что сейчас произойдет — у них тоже было чутье, плюс большой опыт. Гоголь плашмя кинулся на стену, Глинка перекатился через себя боком, а Державин нырнул в бассейн. Лесков выдал длинную очередь, ни в кого не попав, и, открыв дверь спиной, отступил в предбанник, оставив после себя на полу бассейного зала отстрелянные гильзы.
Гоголь и Глинка сняли автоматы с предохранителей и кинулись к двери. Глинка выбил ее ногой, а Гоголь, пригнувшись, сунулся было вовнутрь, но тут же отпрянул — Лесков был начеку и дал еще одну очередь.
— Эй, что за стрельба! — крикнул наконец Демичев.
— Нарушили присягу, — коротко объявил Лесков, бледный и тяжело дышащий.
Демичев и Щедрин поспешно одевались.
Вынырнувший из бассейна Державин снял с пояса пукалку со слезоточивым газом и бросил ее Глинке. Глинка включил пукалку. Гоголь ударил в дверь ногой, а Глинка кинул пукалку внутрь. Подождали секунд десять, набрали в легкие воздуху, и ворвались в предбанник. Там никого не было. Где-то впереди, в другом конце предбанника, хлопнула дверь и раздались шесть одиночных выстрелов. Бывшие спецназовцы побежали вдоль стены в направлении пальбы, не дыша и открывая глаза только изредка.
— Ага, и негритос тут же! — закричал яростно рядовой Алешунин.
Милн схватил Аделину за куртку и рывком выхватил ее из линии огня, спрятавшись вместе с ней за угол, пока, неслышно ступая, Эдуард пробирался вдоль стены — по задымленному коридору в вестибюль. Губы Аделины плотно сжались, она шагнула обратно и дала две коротких, злобных очереди. В другом конце кто-то застонал и кто-то закричал. Милн, опомнившись, снова втянул Аделину в альков.
— Я здесь, — с расстановкой сказала Аделина, — а в Питере Мишура поет.
— У вас, душа моя, навязчивые идеи, — заметил ей Милн. — Может и не поет Мишура в Питере вовсе. Может, она в Вене поет.
Демичев и Щедрин побежали по коридору, освещенному только контрольными огоньками вдоль плинтусов — было похоже на ночное скоростное шоссе где-нибудь в Германии. Щедрин нервничал больше Демичева — ему явно хотелось пострелять, чтобы снять напряжение, дать волю чувствам, полюбоваться собственным умением и сноровкой. Демичев, грузный, не в форме, стал отставать.
— Беги, беги, — велел он Щедрину. — Вперед. Я за тобой.
Щедрин побежал быстрее — туда, где метрах в двадцати сочился из-под двери свет. Демичев приостановился, чтобы перевести дыхание. А затем снова бросился вперед, но неожиданно дверь справа открылась, его схватили за волосы и приставили к шее пистолет, и вовлекли в помещение. Хлопнула дверь, Демичева пихнули на стул, и вспыхнул рядом с ним, на покрытом гладкой пластмассой столе, походный фонарь фладлайтового типа. Подсобное помещение — инструмент, канистры, всякая дребедень и, несмотря на юный возраст «Русского Простора» — обшарпанные стены. Может, подсобные помещения специально строят с обшарпанными стенами, сразу, изначально? На столе стояли рядом два стильных чемодана.
— Сидите, — велела женщина сухим голосом. — Ведите себя достойно.
Одета она была по-спортивному, в обтягивающие капри, футболку, и сникеря. Где-то я эту сволочь видел, подумал Демичев, косясь на дуло пистолета итальянского производства — Беретта 93R.
— По уговору, — сказала она.
— По какому уговору?
— По уговору, заключенному между вами и моими работодателями.
— Как? Уже?
— Что — уже? Моя задача — вас отсюда вытащить живым и желательно целым. Что я и намереваюсь произвести, заручившись вашим согласием.
— А кто вы такая?
— Вам будет спокойнее на душе, если вы будете это знать? Отвечайте быстро.
— Да.
— Шелест.
— Шелест? Шелест… Э… Какой Шелест? Тот самый, легендарный?
— Благодарю, — сухо сказала женщина, глядя оценивающе на Демичева.
— Шелест — мужчина, — возразил Демичев.
— Сплетни, — парировала женщина. — Впрочем, если вам непременно нужен мужчина, я могу уйти без вас. Ждите мужчину.