- Вот как! – задумчиво воскликнул император.
Лепарский захлопнул Библию.
- государь, нужны скорейшие меры.
- Вы говорите, как старик Аракчеев.
- Теперь, когда вы знаете…
- Я и про декабристов всё знал.
- Государь, мне кажется, не следует подобно вашему покойному царственному брату, императору Александру, впадать в пассивный фатализм. Последствия его всегда печальны, и не только для царей, но и для царства.
- А не много ли вы себе позволяете, генерал Лепарский, поучая государей?
- Простите… Но отчего же не предотвратить…
- Оттого, что у людей, и у стран свои судьбы. Своя судьба у Франции, своя у Америки, своя – у России. Своя судьба у поэта Пушкина, своя – у генерала Лепарского, своя – у царя Николая.
- Еще раз простите , государь, но я ясно вижу, вам передалась болезнь прежнего царя Александра Павловича.
- Это не болезнь. Это русский дух. Александр всё знал про декабристов, и я знал, и Аракчеев, и самый первый – Бенкендорф. Мы не предотвратили, они начали чего добились? Фанатик Каховский застрелил офицера Московского полка и старика генерал-губернатора графа Милорадовича, а за это сколько бунтовщиков, и не офицеров, а ведомых ими солдат, младших чинов, погибло под картечью и на Сенатской площади, и на Неве, когда они бежали к Петропавловке, сколько утонуло в промоинах, сколько Черниговцев легло на снегу под Белой церковью, пять зачинщиков повешены, четырнадцать десятков лучшего дворянства разжалованы и сосланы на каторгу, где им суждено погибнуть от холода, болезней, непосильного труда. И многие уже погибли! Мщение более, чем достаточное. Вот итог тем, кто хотел изменить судьбу России. Жизнь в России идёт, как идёт. Не надо ни торопить её, ни вставлять палки в колёса… Давайте погадаем вашу судьбу, генерал?
- Я не хочу. Извините, государь. Не верю!.
- Во вы поляки! Испорчены католичеством! Во что же ты веришь? Не может человек без веры. Чего в жизни хочешь?
- Говорить честно, государь?
- Честно отвечай , каналья.
- Шефом жандармов хочу стать. Занять место графа Бенкендорфа. Жажду перевода из Сибири в Петербург. На новое, хорошее во всех отношениях место. Ощущаю силы в себе.
- Значит , лучшей ищейкой России хочешь стать? Что же, каждому своё. Оставайся пока в Питере, разрешаю. Попробуй изменить судьбу. Сохранишь жизнь Пушкина, сделаю тебя шефом жандармов, удалю Бенкендорфа. Пушкин, хоть шалопай и бабник, но лучший в России поэт. Мне как лучшему монарху нужен лучший поэт, как красивый брильянт на пальце. – Николай осмотрел усыпанную дорогими камнями руку. – Не спасёшь Пушкина от его судьбы, значит не изменить тебе судьбы и своей собственной, до смерти каторжников пасти тебе в Сибири. В захолустье, в лагерях, жизнь жандармского начальника, сам знаешь, мало отличается от существования охраняемого им вора.
- День и ночь буду следить за Пушкиным!
- Вот-вот. А у меня развлеченье будет посмотреть, кто кого, ты или судьба, в которую ты не веришь.
- К Пушкину въехал объявленный сумасшедшим за крамольную статью известный вольнодумец Чаадаев, недавно высланный из Москвы. Позвольте, государь, быть определённым к Чаадаеву под видом полицейского лекаря с тем, чтобы войти в дом Пушкина, которого, как зеницу ока, охранять берусь.
- Валяйте, генерал, - презрительно усмехнулся Николай. – Ч чтобы волосок не упал с головы Пушкина! А я посмотрю, что у вас получится.
- А Трубецкой, государь?
- Так вот, кто кого. Трубецкой ли под именем Дантеса убьёт Пушкина, как пророчат ему звёзды, или вы спасёте Пушкина и станете шефом жандармов, как хотите сами, человек!
Лепарский щелкнул каблуками. Николай задержал его:
- Погодите. Напоследок погадайте мне. Закройте глаза. откройте Библию. Раскройте глаза. Читайте.
Лепарский выполнил. Книга открылась на прежнем месте:
- Марк X, 34 : И поругаются ему. и уязвят его, и оплюют его, и убьют его».
Николай побледнел как полотно.
- Вот видите, государь. Это случайность. Книга раскрылась на замятом месте.
- Кто же его замял?! – зло кричал Николай. – Вы?! Идите!!
Лепарский почти выбежал из царского кабинета. оставшись один, император Николай прошептал:
- Но это потом, позже. А пока – Пушкин. Часы пробили четверть пятого. Опять что-то сверкнуло за окном.
* * *
Остаток осени 1833 года и январь и январь 1834 года Трубецкой Наталью Николаевну Гончарову не видел. Трубецкому, благодаря письму прусского принца, удалось заручиться поддержкой генерал-майора Владимира Фёдоровича Адлеберга, который только что получил чин директора канцелярии военного министерства, а также своей дальней родственницы, т.е. родственницы Дантеса, совершенно уже дряхлой полуслепой старушки графини Мусиной-Пушкиной. ; ощупав трясущимися сухими руками его курчавую голову, старушка, не видя ни зги, признала его роднёй, красавцем, сулила большое будущее и дабы способствовать оному, взялась переговорить с рядом графов, князей и генералов. 27 января 1834 года Трубецкого-Дантеса допустили к офицерскому экзамену при Военной академии по программе школы гвардейских юнкеров и подпрапорщиков, причём освободили от экзаменов по русской словесности, где он неожиданно для тяжёлых на иные иностранные языки французов показал невероятные успехи, скоро начав говорить почти без малейшего акцента, экзаменовали его лишь по уставу и военному судопроизводству. Военное дело сдать бывшему гвардейскому полковнику было не трудно. 8 февраля 1834 года по высочайшему приказу Трубецкого зачислили корнетом в Кавалергардский полк вместе с ещё одним французом, маркизом де Пина. Поэт Пушкин 26 января 1834 года записал в своём дневнике : « Барон Дантес и маркиз де Пина, два шуана, будут приняты в гвардию офицерами. Гвардия ропщет».
* * *
Закружились, завертелись в польках, вальсах и котильонах атласные, шелковые, арахатные, батистовые, креповые, поплиновые, муслиновые ,левантиновые, громуаровые, гро-детуровые, гро-гровые, трю-трюровые, гродориановые, сатентюрковые, бомбовые, крепрашелевые, кисейные, кринолиновые и прочие разноцветные дамские бальные платья, большинство прелестных названий которых забываются, когда кухарки правят государством. Государь император с бледным благородным лицом, напомаженными усами, в мундире бригадного генерала, звании дарованном императором Александром I, сам себя Николай повышать в звании или давать награды считал неприличным, оставаясь бригадным генералом до кончины, открыл бал вместе с государыней-императрицей Александрой Фёдоровной. Александра Фёдоровна обматерела, стала крепкой, но худой, жилистой, сбитой, как из камней, дамой с гордой осанкой, ясным, покорным взглядом светлых глаз. Чахотка юности отступила, здоровье окрепло. По-прежнему хранила она верность мужу и рожала детей. Царственный муж же оставался ветренен и буквально набрасывался на хорошеньких. Великолепное левантиновое платье царицы - цвета маренго, усыпанное брильянтами; с огромным алмазом фероньерка на лбу; агатовые подвески на золотых серьгах, звонко гремящие при движении; причёска а-ля Помпадур, убранная живыми розами; легкая розовая пелерина на плечах; розовые туфельки, сделанные под римские сандалии, остаток античной моды XIX века, привлекали всеобщее внимание. Царицы всегда на виду. Многие дамы с завистью примечали, что царица не пренебрегла фижмами. Мода короткого века Бонапартистской Франции и ренессанса Бурбонов, повторения естественных форм, вновь менялась, возвращаясь к ивовым, металлическим, с применением китового уса и конского волоса каркасами. Пройдет немного времени. Две-три недели слетать хорошим гонцам до Парижа и обратно и ещё через три-четыре дня, время примерок и подгона платья, русские барышни перещеголяют императрицу. Их фижмы, каблуки, банты и вертюгадены превзойдут не только Александру Фёдоровну, но весь век блистательных Людовиков XVIII столетия. Да, журнал «Модный свет» имел всегда тиражи много большие, чем «Москвитянин», «Телескоп», «Сын Отечества», « Северная пчела», а позже «Современник», картинки засматривались до дыр, выкройки затирались в прах.