- Наталья Николаевна, ваши сёстры очаровательны.
- Правда?! – ехидно воскликнул Пушкин. – Тогда женитесь на одной из них. Я их никак не могу выдать замуж. Они не так уж стары. Александре тридцать , Кате – двадцать шесть.
Александра и Екатерина покраснели до корней волос. Наталью Николаевну передёрнуло. Оркестр заиграл новый танец. Царь смотрел на Натали. Пушкин бесился, чувствуя взгляд государя на своей жене. Пушкин страшно нервничал. Ему хотелось пригласить на танец свою жену, но он стеснялся привлечения внимания, камер-юнкерства, внешнего уродства, того, что Натали на голову выше его ростом. Государь же тем временем отделился от Александры Фёдоровны и сделал шаг в направлении четы Пушкиных. Пушкин побагровел. Он вздохнул с облегчением, когда безусый юнец ротмистр Ланский, взявшийся, словно с неба, белкой подлетел к Наталье Николаевне: растерявшись, та дала согласие, и они унеслись в вальсе. Государь остановился, вернулся к Александре Фёдоровне и пригласил её. Пушкин удовлетворённо хмыкнул. Желание страшной мести сверкнуло в его глазах, он поклонился Екатерина Гончаровой. Трубецкому стоявшему рядом, выходило пригласить Александру, но посланник Геккерен опередил его, поклонившись Александре первым. Надменное лицо его, обрамлённое остатками рыжей шевелюры, бесцветные пятна глаз, сверкающая лысина, долговязая фигура, золотое шитье мундира посланника выражали снисхождение.
- разрешите вас ангажировать, мадемуазель, - обратился Геккерен к Александре.
- Нет, спасибо.
- Отчего же?
- Вы мне не нравитесь.
- Простите, но мне кажется, вы одиноки. И я одинок. Меня совершенно никто не…
- Лучше быть ни с кем, чем с кем-то… Я хотела бы вальсировать с бароном Дантесом.
Трубецкой, краем уха подслушавший разговор, улыбнулся.
- О! Этот обаятельный молодой человек – мой названный сын. Я обрёл его на дорогах германии. В настоящее время я направил необходимые бумаги в правительство Голландии об узаконении нашего родства.
- Странное родство. Мне казалось, что вы почти ровесники. Впрочем, с сыном танцевать много приятнее, чем с отцом.
Трубецкой поклонился Александре. Скоро он закружился вместе с ней в танце. Трубецкой был высок, худ, и вместе с Александрой они смотрелись как хорошая пара. Геккерен остался один. Вставив в глаз монокль, он наблюдал за танцующими. Через плечо Александр Трубецкой смотрел на движущуюся в паре с ротмистром Ланским Натали. Против воли, как магнитом, его тянуло к этой женщине.
Безусый бесцветный ротмистр боготворил Натали, как кумира. Бледная шея его, бледные щёки, бескровные тонкие губы, похожие на паклю брови, баки и шевелюра, некогда рыжая, теперь, к зиме, палевая, высокая худая стать с руками и ногами палками, узким тазом и торсом, делали его жидкой сумеречной тенью, внезапно явившейся при свете дня. Выражение лица и вся его фигура пели преклонение. Не сразу решился он подойти к первой красавице Санкт-Петербурге, долго ходил кругами рядом, прятался за спины знатных господ и дам, тайно поглядывал желая быть около. Первейшим желанием жизни его стало желание физической близости с ней, хотя любил он её не за тело, тем более не за душу, а всю, как есть. Три года назад, случайно увидев во время венчания Пушкина её в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот в Москве в белой кисее невесты поверх белого шерстяного платья, ангелоподобную, стоявшую перед аналоем со своим каракатицей мужем, стихи которого, как и вообще поэзию, Ланский, не понимал, но горячо любил, он раз и навеки влюбился в неё всем маленьким существом своим. Тогда ему уже было за тридцать, но родители и старшая родня его считали, что не достиг он ещё возраста возмужалости и не позволяли выезжать в свет, пусть и окончил он кадетский корпус и уже не служил. Потому Ланский мог лишь издали и понаслышке наблюдать за первыми шагами в свете обожаемого им творения. Однажды позапрошлой зимой вырвавшись от нянек, он оказался, спрятавши мундир под бобровую доху свою, смешанным с третьесословной публикой, собравшейся у подъезда Зимнего ждать выезда с Масличного бала богатых гостей русского императора. Среди многих вышла из дворца и она. Через армяки и тулупы крестьян, мастеровых и купцов, просовывая голову меж их плечами. Неоднократно вставая на цыпочки, увидел Ланский вдали обоготворяемый им предмет. Бросился он бежать вслед за санями Натали. Натыкаясь на спины глазеющего простонародья, приветствующего выход господ криками восторга перед их дорогими нарядами и благородной осанкой. Не раз тогда Ланский попался под ноги, получил по затылку, ибо не уважают тех, кто не уважается себя сам и юн до седых волос. Работая локтями, чуть не ревя от досады, оказался Ланский совсем рядом с санями несравненной петербургской красавицы. Тогда она была беременна первой беременностью своей. Некоторое неприязненное выражение губ, связанное с тошнотой, пигментные пятна вокруг глаз и на щеках, бледность кожных покровов, округлость талии, отнюдь не портили её, а показывали лишь новое состояние, в котором сей прекрасный цветок мог находиться. Голубое батистовое платье, песцовая шубка на хрупких плечах – такой запомнил её возрастной мальчишка Ланский, толкаясь среди мещанских и купеческих поддёв, бегая за пушкинскими санями до самой Мойки. Вот сани остановились. Чудовище –поэт, с кривыми ногами и смуглым лицом эфиопа, одетый в гигантскую для его роста, безобразно сшитую медвежью шубу, взял за тонкую кисть аленький цветочек отроческой мечты Ланского т ввёл под воды своей берлоги. В окнах вспыхнул свет, задвигались тени, различались фигуры мужчин и женщин, то были сёстры Натали и её слуги. Она сама не появлялась. Он стоял до утра. Когда стало светать, Ланский побрёл домой по скользкой мартовской дороге. Дома его ждала родительская взбучка. Тридцатидвухлетний ротмистр рыдал как четырнадцатилетнее дитя.
И после того Ланский несколько раз видел Натали. Красота её после первых родов расцвела ещё больше. Из рядов первых красавиц она перешла в разряд несравненной. Только о ней и императрице говорили последнее время. О ней, потому что она была красивее всех, об императрице, потому что она держала руку государя. Но сердце императора уже отворачивалось от стареющей законной супруги своей. Скоро объявили мужа Натали. Поэта Пушкина, камер-юнкером с тем, чтобы она как его жена могла и обязана была присутствовать на всех балах, где бывал император.
Три года преследовал Ланский любовью Натали. И вот, наконец, решился пригласить на танец. Красавица не отказала ему. Но рядом с обожаемым предметом своим ротмистр испытывал такой жар, сердцебиение, такое волнение крови и сведение всех мускулов, особенно лицевых, что не мог вымолвить ни слова. Странное дело, красавица сама тихо улыбнулась ему и сказала : - Смелее, ротмистр!
Ротмистр Ланский задрожал с головы до ног, он совершенно забыл, что красавица способна заговорить первой. Однако. Голосовые связки его свело настолько, что попытайся он заговорить, из его горла вместо слов вылетело бы в лучшем случае неопределённое мычание. Пот сочился водопадом с его лба и щёк, застилая глаза, скоро он почти ничего не видел, моля уже о скорейшем прекращении танца. Вытереться он не мог, руки его были заняты бесподобным созданием, чью ладонь и талию он сжимал с отчаянием приговорённого, ладошка прелестницы уже чувствовала их смешанный с горячностью хлад и тотальную мокроту, начинавшуюся литься ей почти что и за рукава.
Натали смеялась. Она знала умом, что ничего особенного в ней нет. Её смешило, что мужчины, такие сильные, разумные и крепкие, способные принимать участие в стольких сражениях, ходить на сгибая головы под пулями и картечью, говорить горькую правду о состоянии дел в лицо императору, находили в ней необычайное, тайное для неё, робели перед ней, краснели до корней волос, бледнели, потели и содрогались, а один юноша из благородного семейства на позапрошлом балу впервые выведенный в свет даже свалился, увидев её , в обморок. Какая комбинация мелких неуловимых физических и душевных особенностей создала то, в чём заключалась её победная красота, ей так никогда и не открылось. Натали, как и любая красавица, не заслужила своей красоты. Вне зависимости от её воли сочетание наследственности породило её. Но сознавая красоту свою, она эксплуатировала её во всю. Её ум чувствовал себя всадником на великолепном скакуне тела. У соперниц её красота рождала ненависть, манящую силу взгляда карих глаз её объясняли лёгким косоглазием, корили за прапрадеда крестьянина, за бедность приданного, за засидевшихся в девицах сестриц; многие мужчины были холодны к ней и смеялись над юнцами, собиравшихся вокруг неё стайками, но не считаться с ней, не признавать её прелестей, они не могли. До сих пор верно не определённое, неуловимое родовое ощущение совершенства вели их: гармония черт, развитость форм и мягкость нрава являлись здесь лишь немногими, поддающимися уразумению составляющими. Натали любила любить, ещё больше она любила играть в любовь.