Так нарабатываются приемы, так перемещения наших тел становятся узнаваемыми. И мы с первого взгляда определяем по тому, как перемещается противник, кто он — боксер, каратист, самбист, борец… Мы глядим на тело, а видим образы, по которым оно перемещается. А где же движение?
Оно внутри и где-то давно в прошлом. До движения еще надо дойти. Но если до него дойти, станет возможным подняться над всеми стилями и школами. Не знаю, сделает ли это тебя непобедимым, но точно приблизит к познанию себя и своей истинной природы.
Впрочем, действительно хорошие бойцы выходят на эти уровни боя, как говорится, интуитивно. И каждый помнит такие мгновения, когда у него «катило», когда он видел намерения противника, читал его, опережал, будто стоячего, иногда даже видел будто в замедленном кино…
У меня бывало такое еще до встречи с любками, в уличных драках, и я такие состояния вспоминаю до сих пор, как лучшие мгновения моей жизни. Мазыки же объяснили мне, что это — выход за пределы разума, в состояние, которое называется Стих. Стих — это безобразное состояние сознания и ума. Душа проявляется в нем непосредственно, без искажений.
Глава 7. Стих
Стих — это стихийное или стихиальное состояние сознания. Можно сказать, состояние сознания как некой стихии. Конечно, сознания, как его понимали мазыки. А они понимали его и как способность осознавать, и как некую вещественную, как сейчас говорится, тонкоматериальную среду, разливаемую душой вокруг себя. Среду, которая обеспечивает выживание души в теле, и выживание тела на земле, поскольку именно она позволяет учиться, думать, решать задачи.
Правда, надо оговориться. Поскольку народ считал, что у человека две души — чувствующая и живая или животная, то предполагалось, что и сознание не однородно. Чувствующей душе принадлежит собственно сознание, а душе животной или телесной принадлежит пара.
Признаюсь честно, я пока еще с большим трудом понимаю разницу между ними и в работах не смогу всегда уверенно сказать, на что именно воздействую. Эту часть мазыкского наследия надо еще исследовать. Но до такого исследования нам еще идти и идти, потому что не освоено слишком много того, что ему предшествует. Впрочем, мы идем, и дорога явно ведет нас и к этим исследованиям.
С точки зрения боевых искусств освоение стиха так же желательно, как и с точки зрения самопознания. Для самопознания умение выходить в стих — знак немалого пройденного пути… Для бойца — это возможность освоить бой на ином уровне, условно говоря, на том, о каком мы все когда-то мечтали, насмотревшись фильмов про таинственных китайских дедушек.
Но чтобы освоить такое, надо понять: к этому месту в себе, как и к подобному искусству нельзя прийти теми способами, что сделали вас успешными в прежнем мире. Человек, слепо верящий в силу своего кулака, так и останется костоломом, для которого просто нет иного искусства. Костоломство надо однажды преодолеть и оставить в прошлом. Иначе новый мир никогда не придет.
Кстати, нельзя и двигаться теми путями, что показали нам американские фильмы про китайцев. Как вы помните, в них некие таинственные дедушки-учителя принимают к себе ученика и обучают его так, что у него открываются сверхспособности. В итоге он возвращается в свой прежний мир и мстит всем своим обидчикам. Кстати, подобные фильмы так и называют "киенематограф мести".
Чем очаровывали подобные фильмы бойцов? Понятностью всего, что предлагалось. Мало кто сумел понять, что предлагалось, но все узнали и приняли. И знают теперь: хочешь раскрыть особые способности, надо только найти дедушку, и все получится. И ведь ищут. Но какого дедушку они ищут?
Именно такого, какого узнают по фильмам.
Что же за образ учителя и обучения поселен в наши души этими фильмами? Первое: чтобы принять бойца в обучение, дедушка должен убедиться, что у ученика есть желание и силы. Точнее даже, сверхжелание и сверхсилы, потому что обычного человеческого желания и обычной силы недостаточно. В сверхспособности перерабатывается именно то, что сверх обычного. Где их взять?
В неком внешнем источнике — к примеру, в сильнейшей обиде, взывающей к мести. Вот жажда мести может быть тем материалом, из которого дедушка будет лепить бойца. Поэтому он сразу пытает новичка на предмет его готовности отречься от всей остальной жизни ради обучения. Обычно это показывают как то, что дедушка долго отказывается учить искателя, заставляя того упросить себя. На самом же деле он всего лишь убеждается, что решимость ученика действительно велика.