ГЛАВА 17
О черных, как называл их Том, забывать было никак нельзя. В Капской колонии они составляли не менее двух третей населения и встречались буквально на каждом шагу в самом Кейптауне и на окрестных фермах. А сколько их находилось за пределами колонии, можно было только догадываться.
Вначале все они казались Николаю на одно лицо. Позднее стал отличать их друг от друга, узнал от местных поселенцев об их привычках и особенностях. В первые дни решил было для работы в магазине и по дому нанять кого-либо из белых людей и оскандалился. Оказалось, что среди них быть конюхом, сторожем или поваром нет желающих, а индийцы, которых в колонии тоже было предостаточно, заломили такие цены, что пришлось отступиться.
Потом уже Пракаш объяснил, посмеиваясь:
— В этих местах все профессии распределяются в зависимости от цвета кожи. Белые заправляют политикой и бизнесом, индийцы занимаются мелкой торговлей, метисы обычно пристраиваются в различных канцеляриях и конторах, чернокожие же работают там, где требуется физическая сила.
— Они тоже разные, — предупредил он. — Зулусы годятся в сторожа, готтентоты в пастухи и конюхи, для работы по дому надо нанимать людей из племени коса. С такими, как финго и баки, лучше дела не иметь, по каким-то тайным причинам их недолюбливают сами черные, и использовать их можно только на уборке мусора.
Самые нелестные характеристики Пракаш дал бушменам. Предупредил, что это низкорослое племя с морщинистой желтой кожей и волосами, которые растут редкими пучками, совершенно не выносит городской жизни и обитает в пустыне. Среди них много воров, и все они колдуны, им ничего не стоит извести человека с помощью заговоренных амулетов и снадобий. Не брезгуют они и обыкновенным ядом.
После этого объяснения появились слуги из африканцев. Ведал ими Пракаш, приказы отдавал на непонятном наречии, прищелкивал языком и посвистывал, словно щегол. Впрочем, о том, что касается их основных обязанностей, с некоторыми из слуг можно было объясниться на смеси английского и голландского. Да и сами они производили впечатление ребят толковых и старательных. Так что казалось, все проблемы по устройству быта решены.
Однако довольно скоро Николай почувствовал, что чуть ли не круглые сутки находится под постоянным наблюдением многочисленных глаз. Понял, что все его поступки, слова, знакомства берутся на заметку и подробно обсуждаются. Меры конспирации могли помочь за пределами дома, но как быть со слугами? На Пракаша, хотя и не во всем, еще можно положиться, а вот на этого темно-коричневого стюарта с пристальным взглядом и подозрительными зарубками на висках? В твое отсутствие он подметает в доме, но может заглянуть и в письменный стол.
Необходимо присмотреться к этим людям, ближе узнать их склонности и привычки. Решение-то было верное, да все кружили дела, все откладывал. До тех пор, пока не произошел один случай.
Николай осматривал новую партию товара на складе, когда услышал истошные вопли. Громче всех, срываясь на визг, раздавался голос Пракаша. Вышел во двор и в центре уже собравшейся толпы увидел своего управляющего, который держал за шиворот одного из сторожей. Рядом ножками вверх лежал конторский стул.
— В чем дело? — спросил по-хозяйски грозно сдвинув брови.
— Этот сын пяти отцов хочет меня убить! — Пракаш дергал щекой, дрожащей рукой указал на стул.
— Ударил тебя стулом?
— Вот, вот этим! Злым колдовством!
Еще ничего не понимая, Николай шагнул, наклонился над стулом. Во дворе наступила тишина. К обратной стороне сидения был прикреплен маленький мешочек из пестрой змеиной кожи. Сорвал его и высыпал на ладонь содержимое — какие-то семена и перышки, мелкие, то ли рыбьи, то ли лягушачьи, косточки. Стоявшие рядом тоже увидели, подались в стороны.
— Это что такое?
— В прошлый понедельник этот язычник напился шимияны[10] и притащился на работу. Я его оштрафовал, так он в отместку обратился к колдуну, раздобыл у него заговоренное снадобье и прилепил под сидение моего стула. Решил навести на меня порчу, а ведь мог бы и совсем убить! За такие дела судят. Надо немедленно послать за полицией!
Николай покачал головой. Представил хитрую остроносую рожу местного констебля, его бегающие глазки. Зная его корыстный нрав и пристрастие к карточной игре, люди старались с ним дела не иметь. Белые откровенно презирали, черные ненавидели. За крохотные усики щеточкой прозвали «губернаторской соплей».