Здесь в тени ив приятно было передохнуть, помыться, напоить лошадей. Стянул с себя пропыленную одежду и бросился в пенистый ручей. Макубата занялся лошадьми, дождался, когда хозяин кончит купание. Потом сделал знак и скрылся за невысоким мыском.
Николай не спеша оделся, закурил. Уже обратил внимание на то, что зулус готов плескаться часами. Вспомнил, что согласно местному политесу сказать о человеке, что от него «пахнет водой», значит сделать ему комплимент. Ничего не скажешь, парень чистоплотный, а что уходит мыться подальше, то его дело. Говорит — такой у них обычай.
На этот раз купание у Макубату что-то затянулось. Показалось, что в стороне мыска произошла какая-то возня, застучали осыпающиеся камни. Но за шумом воды в ручье трудно было что-то разобрать. Окликнул, но ответа не получил. Неужели свалился с берега? Или лев напал? Да какие здесь львы!
Пошел взглянуть сам и увидел картину, от которой бросило в дрожь. Зулус лежал совсем голый у самой воды, руки связаны, лицо в крови.
Выше на берегу стояли трое мужчин, что-то рассматривали в его вещах. По внешнему виду они ничем не отличались от тех африканцев, которых ежедневно встречал на улицах и рынках. Соломенные широкополые шляпы, линялые рубахи. Вот только взгляд пустой, а на лицах застывшая тупая ухмылка. Ясно — накурились даха или корень канья жевали[12].
— Кто такие? Развяжите его и убирайтесь!
Никакой реакции. Одежду бросили, молча встали охватом — один в центре, двое по сторонам.
Николай еще раз повторил свое требование. Главное, не суетиться, сохранять спокойствие. Значит, выследили, место и время выбрали правильно — в жаркий полдень по этой дороге не ездят.
Макубата зашевелился, сел. Можно развязать его и самому, но это значит наклониться, подставить спину. Опасно, могут броситься.
— Хозяин, беги! Это «гиены»! — подал голос Макубата.
— Немедленно развяжите его! Или вызову полицию!
— Полицию не зови, не поможет, — ответил один из мужчин. — Парня мы забираем с собой. Ты отдай деньги, что получил в Сересе, и уезжай. — И, обращаясь к своим напарникам, добавил по-зулусски: — Потом прирежем белую свинью.
— Но сначала мы позабавимся с ним, — предложил один из его спутников.
Николай не подал вида, что понял. Согласно кивнул.
— Будь по-вашему, я заплачу.
Опустил руку в сумку, что висела у пояса. Таскал в ней табак и всякую мелочь. Еще лежал в ней обыкновенный кольт 45-го калибра[13]. Только для того, чтобы хранить его в небольшой сумке, пришлось отпилить ствол и укоротить рукоятку. Получился довольно безобразный обрубок, никудышный для прицельной стрельбы. Но незнакомцы стояли не более чем в пяти шагах.
Они так и не успели понять, почему из потертой сумки белого человека начало извергаться пламя.
Николай наклонился над Макубатой, развязал, помог подняться.
— Они напали на меня сзади, — оправдывался тот. — Но когда вязали, я уже пришел в себя и нарочно лежал неподвижно, ждал тебя, хозяин. Знал, что они не смогут нести меня по горным тропам, приведут в чувство и заставят идти… Они говорили, что послал их какой-то белый, обещал награду. А тебя решили убить уже сами, из-за жадности. Слышали, что везешь много денег…
— Ладно, одевайся. Поехали отсюда.
Макубата поднялся на берег и застыл от неожиданности. Картина и в самом деле была неприглядная — патроны вместо пуль были снаряжены крупной картечью и на земле валялись тела, буквально разорванные на части. Парень и не пытался скрыть своего восторга:
— «Гиены» сдохли! Ты перебил их всех! О, хозяин, ты настоящий Бокондо, поражающий внезапно!
Николай не отвечал. Все произошло так быстро. Как теперь выпутаться из создавшегося положения? Ведь придется объясняться с властями.
Но на Макубату случившееся произвело совершенно другое впечатление. Он преобразился, из аккуратного и сдержанного слуги превратился в воина, расчетливого и решительного.
— Хозяин, погоди немного, у тебя что-то упало… А, понимаю, ты стрелял прямо через сумку. Какая дыра! Но оставлять здесь нам ничего не надо. Сумку я набью камнями и сброшу в омут за водопадом.
Запрягли лошадей и совсем уже собрались уезжать, когда Макубата внезапно метнул камень и на месте убил гревшуюся на солнце ящерицу. Подхватил ее и скрылся за мысом. Быстро вернулся, принял вожжи и с места взял рысью.
— Что ты там делал?
— Положил убитую ящерицу на труп их вожака. Как только мы уедем, сюда прилетят грифы, их заметят местные жители. Если захотят узнать, в чем дело, то придут и увидят ящерицу. Ночью же в ущелье поработают шакалы и все растащат по своим норам. Через день никто и не догадается, что здесь произошло.