Алексей удивленно посмотрел на нее, ища смысла в странной шутке.
— Разве отец ничего с тобой не обговаривал? Короче, он собирается нас с тобой поженить.
— Уверена?
— Он сам меня известил. Не слышу криков восторга.
— А ты как к этому относишься?
— Нормально. Ты мне подходишь.
— Начнем с того, что ты еще ни разу не сняла очки.
Зиба спрятала их в карман и взглянула на своего спутника, слегка щурясь от солнечного света. Алексей только что гнал со скоростью сто километров по загородному шоссе, но теперь слегка сбавил обороты.
— Не беспокойся, особых дефектов нет. Ни бельма, ни косоглазия.
— Я об этом не беспокоился.
— Что еще тебя интересует? Девственность? В полном порядке.
— Прекрати валять дурака.
— Чего это ты вдруг сбросил скорость? Мы куда-то приехали?
Стоял пронзительно яркий солнечный день. По обе стороны шоссе обступило пшеничное поле. Кое-где мелькали цветные пятна сорной травы.
— Пейзаж, правда, подходящий, — заметила Зиба. — Согласись — такой важный в нашей жизни разговор не мог произойти в городской толчее. Зато теперь ты запомнишь его на всю жизнь.
— Это уж точно.
— Я вижу ты не представляешь меня в роли домохозяйки.
— Еще не пробовал.
— И не теряй зря времени. Безнадежное дело, — Зиба высунула руку из окна, пробуя на ощупь упругость встречного ветра. — Мы будем современной парой.
Отведя взгляд от дороги, Алексей взглянул на ее точеную фигуру в джинсах и кожаной безрукавке.
— Странные у тебя духи. Я в них слабо разбираюсь…
— Просто они мужские — вот и все.
Желтая стена оборвалась, открылись луг с копнами скошенной травы и излучина реки. Алексей никогда не мог представить себе, что будет вести речь о женитьбе с девушкой, которую ни разу не обнял. Зиба притягивала к себе, но в то же время он постоянно чувствовал невидимую преграду.
«Ничего удивительного — дочь шефа», — объяснял он себе.
Хаджиев был для него не только президентом банка, он во многом заменил покойного отца. Поэтому его выбор выглядел вполне объяснимым. Странно только что Зиба соглашается запросто — такие девицы обычно бывают строптивей.
— Вчера твой отец просил меня достать одно лекарство, — вспомнил Алексей. — Его применяют при сильных ожогах. Не нашел ни в одной московской аптеке, пришлось заказывать в Германии. Сегодня надо будет встретить самолет. Если хочешь, поедем вместе.
— Тащиться в аэропорт, — поморщилась Зиба. — Нет, на сегодня прогулок достаточно.
Каллистратов не стал задавать вопросов и без колебаний сел в машину рядом с незнакомцем, который за добрые полтора часа блужданий по московским улицам не проронил ни слова.
Олег спокойно ждал, чем закончится это путешествие. За последнюю неделю ночных бдений за компьютером он в самом деле отчасти потерял ощущение реальности. Теперь на все происходящее он смотрел со стороны, как зритель — поэтому и страха не испытывал.
Петляющий маршрут закончился на дальней окраине Москвы возле частного домика, выкрашенного зеленой и синей краской, с георгинами в палисаднике и кружевными занавесками на окнах. Человек с бакенбардами кивком указал Олегу на приоткрытую дверь в комнату, а сам устроился на табурете в прихожей.
Войдя, Каллистратов увидел молодую женщину с ярко-рыжими, огнем горящими волосами, по-детски пухлыми губами и тремя золотыми кольцами на одной руке. Лицо ее показалось смутно знакомым.
Женщина выглядела чем-то озабоченной.
— Садитесь, — нервно улыбнулась она и протянула руку. — Лина Альтшуллер.
— Теперь я понял, кого мне напоминает ваше лицо.
На губах Лины мелькнула горькая улыбка, но она решительно согнала ее и продолжала:
— Я знаю о вашем разговоре с матерью. Она в самом деле ничего не знает. А я не могла у себя дома завести с вами разговор. Садитесь, прошу вас. Угощайтесь.
На низеньком столике было всего понемногу: зернистая икра, лососина, маслины с миндалем вместо косточек и прочие деликатесы. Каллистратов мысленно воздал хвалу еврейскому гостеприимству и первым делом приложился к икре.
— Простите, что не предлагаю выпить, но сейчас вам лучше иметь абсолютно ясную голову.
— Безусловно, — кивнул Олег. — Я вас внимательно слушаю.
— Боюсь, что они и за мной следят. Поэтому приходится разговаривать в такой непривычной обстановке.
«Похоже, она сама здесь впервые», — подумал гость.
Громко тикали часы, на подоконнике краснела герань, над кроватью с никелированной спинкой висел плюшевый ковер с оленем. Комната напомнила Каллистратову детство и бабушкин дом в деревне.