Все его вещи были новыми, можно сказать ещё не обмятыми и абсолютно чистыми. Такими он снял их с себя перед тем, как лечь на кушетку в медсанчасти местного отделения ФСБ. Когда же Максим поднялся с неё, ему пришлось надеть на себя уже совсем другую одежду. Хотя это и был армейский камуфляж, для него он стал фактически тюремной робой. Чуть ли не сдёрнув с себя тёмно-серый лагерный клифт, мятые штаны и прочее барахло, сбросив с ног тяжелые ботинки, Максим, подождав, когда с ноги снимут электронного сторожа, быстро переоделся и вздохнул с облегчением. Ему, вдруг, показалось, что он уже на свободе, хотя всё ещё находился в лагере. Майор Завьялов, глядя на него, улыбнулся и Максима снова резанула его невысказанная даже не просьба, а мольба. После этого они зашли в кабинет майора Завьялова, перед входом в который кум прижал палец к губам и вместе позавтракали в нём. Из здания управления, в нём находилась также лагерная больница, через большой двор, с одного края которого стояли в шахматном порядке шесть трёхэтажных бетонных зданий жилой зоны, а с другого четыре пятиэтажных корпуса швейной фабрики, они направились к четырёхэтажному зданию казармы вертухаев. Только через него можно было выйти пешком или выехать на автомобиле из «Титаника», да, и то не сразу, а сначала попав во внешний двор. Когда они отошли от управы метров на десять, кум тихо попросил:
– Николай Иванович, как я погляжу, вы человек непростой, хотя и оказались в лагере. Думаю, что на воле вас ждут друзья и вы недолго будете бедствовать. Прошу вас, если такое будет возможно, возьмите меня на какую-нибудь приличную работу. Мне тут всё давно уже обрыдло. Недавно тридцать пять лет стукнуло, а до сих пор не имею собственного жилья, а у меня ведь пятеро детей. Однажды, дав мне те пятнадцать тысяч, вы меня очень сильно выручили, мы добавили ещё три и в Саранске моей жене сделали операцию, так что я и без того ваш должник.
Замедлив шаг, Максим задумчивым тоном ответил:
– Майор, думаю, что через несколько дней, максимум через три недели, когда мои друзья будут готовы к серьёзному разговору, мы с тобой обязательно встретимся. Вот тогда я точно смогу сделать тебе деловое предложение. Ты ведь училище погранвойск заканчивал, а у меня к погранцам всегда было особое отношение.
Майор Завьялов тихо спросил:
– Николай Иванович, а там мне смогут помочь с деньгами на вторую операцию Нине?
– Там всё смогут, майор. – Уклончиво ответил Максим и с усмешкой добавил – И между прочим мои друзья смогут помочь не только тебе, но и многим другим людям.
Вслед за этим Максим почувствовал, как майора Завьялова охватила радость, но тот сдержал свои эмоции и лишь кивнул головой. Они пересекли лагерный двор, прошли через здание казармы и вышли во внешний двор, а точнее большой сквер, с одного краю которого находилась отгороженный от него и перекрытый сверху стальной решеткой широкий проезд для грузовых автомобилей, привозивших в лагерь всё необходимое и увозивших из него готовую продукцию. Охрана в «Титанике» была поставлена настолько чётко, что из него за все четырнадцать лет не было совершено ни одного побега. Снова оказавшись за пределами лагерных помещений, битком напичканных микрофонами подслушивания и камерами слежения, о которых майору Завьялову, как куму, было известно практически всё, он сказал:
– Николай Петрович, а ведь вы первый человек, который выходит из этого чёртового лагеря на свободу.
Везде, где они находились под прицелом телекамер, Игорь Завьялов вёл себя по отношению к Максиму Первенцеву либо с повелительной надменностью в разговоре, отдавая ему приказы, либо молчал. Стоило же им оказаться в «чистой» зоне, свободной от систем слежения, его тон тут же менялся, но при этом не становился заискивающим, а все движения и жесты и вовсе оставались прежними. Максиму это понравилось. Этот парень умел прекрасно контролировать как самого себя, так и ситуацию вокруг него. Когда же они выходили за пределы лагеря через последнюю стальную дверь, оснащённую электроникой не хуже банковской и почти такую же прочную, кум неуловим глазом движением сунул что-то небольшое в карман Максима, после чего протянул ему пластиковую карточку с фотографией и принялся читать последнюю наставительную нотацию: