«О светло светлая и украсно украшенная Земля Русская», — так в «Слове о погибели Русской Земли» (повествующем о нашествии татаро-монголов) характеризуется наша Родина. При этом красота ее с момента крещения уже находится в таинственной связи с торжеством в ее пределах Веры Христианской. А утрата ее чревата тем, что Русь потеряет свой «свет» и свою «украшенность». Полную оправданность этих прозрений мы наблюдаем сегодня, когда изуродована и душа народа, и земля его.
Уже само существование такого явления, как народные духовные стихи выделяет русских из ряда прочих родственных славянских племен, у которых ничего похожего не отмечается.
Один из подобных текстов так обозначает роль Руси во всемирном масштабе: Свято-Русь-земля всем землям мати. Почему же Свято-Русь-земля всем землям мати? На ней стоят церквы апостольския, Богомольныя, преосвященныя. Оны молятся Богу распятому, Самому Христу Царю Небесному, — Потому Свято-Русь-земля всем землям мати.
В 1453 году пал Константинополь. И с этого момента Русь обрела новую миссию — в буквальном смысле быть страной-матерью, хранительницей Веры, защитницей для всех православных.
Старец Филофей сформулировал это так: Москва теперь — Третий Рим. Потому как первый пал, и второй соблазнившийся посулами еретиков, взят иноверцами, а третий стоит, а четвертому не быть. Но (современные исследователи не всегда это понимают), не быть ему не потому что Третий Райх (в смысле Империя) будет вечным, а потому, что Конец Света уже «при дверях».
Идея Третьего Рима призвана была придать миссии Святой Руси мировое звучание. Тем более, что падение Царьграда только подтверждало давнюю интуицию русских о своей богоизбранности. Наша держава оставалась единственным и уникальным православным царством.
При этом, следует иметь в виду, что Константинополь, взятый «басурманами», был не только Вторым Римом, но и Новым Иерусалимом. То есть, Русь становилась единственной правомочной хранительницей Истины Христовой. Патриарх Никон (самый «третьеримский» иерарх Русской Церкви) даже создает зримый и осязаемый Новый Иерусалим — Воскресенский монастырь.
Казалось бы, вот оно осознание национальной миссии во всей ее полноте. Однако идея Империи (только поначалу православной, потом вполне себе светской, а в конце и вовсе Советской) с этого момента начинает отодвигать на второй план доктрину Святой Руси. И постепенно, шаг за шагом вытеснит ее на периферию — в лесные скиты, на Дон и даже вовсе за рубежи Московского царства.
При этом, носители этой идеи со временем превратятся в антигосударственный элемент, в «изменников Родины». Но последние были уверены — измена Руси — это измена ее миссии, ее сокровенной сущности, а вовсе не переход за границы некогда завоеванной и обжитой предками территории. Лояльность власти, с их точки зрения, была оправданна лишь до тех пор, пока та стремилась соблюдать единство Веры и Правды.
Так, гражданская война стала неизбежностью, стала судьбой России.
И прекратить ее невозможно без реабилитации «правдоискателей», как бы ни были «черны» мифы о них сложенные. Нужно увидеть историю их глазами. Иначе миру не бывать.
Их оппоненты-«имперцы» (теперь их принято называть государственниками) и так историческим признанием не обделены. Но именно их «противоестественная» монополия на выявление «врагов народа» — причина нескончаемого, братоубийственного конфликта.
Святая Русь vs Третий Рим
Залпы Гражданской грянули в роковом 1564-м. Бегство князя Андрея Курбского в Литву — один из поворотных, не до конца оцененных моментов в истории России. Его «предательство» — знак беды — раскол свершился уже тогда за сто лет до реформы патриарха Никона. Глубоко православный человек, русский аристократ бросил вызов самодержцу московскому, некогда другу своему Ивану. Причем, бросил, как перчатку перед поединком.
И начал под знаменами польского короля боевые действия против своей родины. В марте 1565-го во главе 4-тысячного литовского отряда он разгромил 12-тысячное войско бывшего своего сюзерена.
После этой победы Курбский обратился с просьбой к королю дать ему 30 тысяч воинов. С этой армией он клятвенно обещал дойти до Москвы и свергнуть Ивана. А чтобы его не заподозрили в намерении сыграть двойную игру, князь предложил весьма оригинальный способ своего перемещения в предстоящем походе.
Он соглашался на то, чтобы его приковали цепями к телеге и приставили неусыпный стрелецкий конвой, каковой при первом же подозрении должен был его расстрелять.