Но это – легенда, мы же будем опираться на летопись.
Гетькнуть Игоря до самой его гибели могли не только в Деревской земле – киевский князь, как и его новгородский предок, желал кормиться слишком сытно. Недаром слова летописи о волке, повадившемся в стадо, вспоминались всякий раз, как назревало народное недовольство властью. А власть взяла за правило использовать в борьбе с инакомыслием принципы Ольги: выгнать непокорных из жилищ, лишить их всего, оставить без крова, а то и проще – убить всех до единого, чтобы не осталось ни гнезда крамолы, ни самих крамольников. А затем провести рейды по всему государству и максимально упрочить «власть на местах». Ведь что сделала княгиня сразу после уничтожения древлян? Во главе войска она объехала всю подвластную ей территорию, устанавливая дани и оброки, а также повелела ставить погосты – то есть укрепления, где оставались назначенные ею люди, контролирующие порядок. Во всяком случае именно ей приписывается таковая светлая идея тотального контроля над инакомыслием.
«Ходил на древлян», «ходил на северян», «ходил на вятичей» – такие слова встречаются в летописях относительно князей гораздо чаще, чем «ходил на печенегов» или «ходил на хазар». А что это значит? А то, что против киевской власти то тут, то там вспыхивали мятежи, и ясно, почему они вспыхивали: соседи желали отстоять независимость.
Время от Рюрика до Святослава – легендарное, но от него сохранилась память о первом восстании против самовластия князей в северном Новгороде и память о победе княжеской центральной власти над восставшей провинцией на юге. Причем если Новгороду, несмотря на разгром мятежников, удалось отстоять особый способ управления, то южным провинциям этого не удалось – напротив, летопись дает картины тотального уничтожения инакомыслия и – как мы сегодня сказали бы – сепаратизма.
«Ходил на древлян», «ходил на северян», «ходил на вятичей» – такие слова встречаются в летописях относительно князей гораздо чаще, чем «ходил на печенегов» или «ходил на хазар». А что это значит? А то, что против киевской власти то тут, то там вспыхивали мятежи, и ясно, почему они вспыхивали: соседи желали отстоять независимость. Нам ли это объяснять – жителям страны, в которой совсем недавно полыхали, с небольшим промежутком, две чеченские кампании? И – тоже поднималось знамя независимости. Как же удалось решить проблему? Прикормили один из воинственных кланов и посадили регион на госдотации. В начале нашей истории все решалось проще: огнем и мечом. Без дотаций. Напротив, с ужесточением дани. Но тогда не существовало «Декларации прав человека» и общественного мнения. А мнение князя было однозначно: резать и жечь. Но это – поначалу.
Средство усмирения – вера
При первых князьях русские бунты ограничивались политической или экономической подоплекой – в случае с новгородскими событиями возмущенные горожане восстали против превращения свободного Новгорода в город, подчиненный власти князя, в случае с казнью мятежниками киевского князя Игоря события спровоцировала непомерная алчность власти, готовой повышать и повышать размер дани. Это – основные причины русских мятежей и бунтов. Однако в конце 10 столетия к двум основным прибавится еще одна причина – религиозная.
До 988 года древнерусское общество было достаточно толерантно к любой религии. Как на севере, так и на юге спокойно уживались рядом язычники, христиане, а также иудаисты и немногочисленные мусульмане. Последние были не в диковинку в стольном Киеве, который считался у арабских купцов весьма привлекательным для торговли городом. А иудаисты появились в том же Киеве задолго до варяжского завоевания, поскольку земли полян контролировались Хазарским каганатом, в котором иудаизм был религией государственной, так что наряду с языческими капищами и болгарскими церквями в Киеве стояли и синагоги. И пока существовал такой конфессиональный винегрет, причин для борьбы за истинность той или иной веры не возникало. Однако разнообразие верований и обычаев не помогало установить в подчиненных Киеву землях единый порядок, чего, как мы только что видели, так жаждала уже княгиня Ольга.
До 988 года древнерусское общество было достаточно толерантно к любой религии. Как на севере, так и на юге спокойно уживались рядом язычники, христиане, а также иудаисты и немногочисленные мусульмане. Последние были не в диковинку в стольном Киеве, который считался у арабских купцов весьма привлекательным для торговли городом.