Произошло опять то же, что и раньше: в бешенстве я ударил кулаком по столу и взревел в трубку: "Да чтоб он сдох, гад..." - после чего, вспомнив прошлое, закрыл себе рот рукой, но было уже поздно. Наступили все те же симптомы, и в тишине, полутьме и безвременье некто похожий на меня добавил, как потом мне рассказывал мой друг, "электронным" голосом: "от апоплек сического удара!" Никогда раньше я этот архаический термин не произносил, но тем не менее в понедельник утром я узнал, что накануне наш недруг - молодой и внешне здоровый чело век - умер от тяжелейшего инсульта.
Вот и все! Страшно не хочется добавлять слово "пока", Бог даст, на этом и закончится! Итак список жертв достаточен, да и не винные пострадали - в том автомобиле, что разбился, напри мер. Теперь если ктонибудь меня "доводит", то я просто тихо говорю ему: "Бог с вами!" или "Бог с тобой!". А недавно узнал, что именно эти слова говорил Сталин людям, которые его "до водили" еще в 20х годах. В 30х он уже этих слов не говорил...
ПРОКЛЯТЬЕМ ЗАКЛЕЙМЕННЫЙ...
А чтобы уменьшить гнетущее впечатление от всего преды дущего, расскажу напоследок, как прокляли меня самого, при чем буквально за считанные недели до того, как я впервые при менил, а может, и обрел этот свой "дар". Возможно, это первое проклятье в мой адрес, мгновенно и с необыкновенной точнос тью исполнившееся, и дало "первотолчок" для обретения этого "дара" у меня самого. Могу только признать, что проклятье было вполне адекватно моей вине.
Еще в период моего раннего детства, сразу после окончания войны, наша соседка по коммунальной квартире - Рива, сдава ла угол в своей комнате постояльцам. Мне запомнилась заез жая перезрелая пышнотелая оперная певица - немка Ольга Гильберт, непомерно гордившаяся своей арией Брунгильды. Ольга пила, постоянно срывая концерты, и приводила любов ника, которого отпускали на это время из тбилисской тюрьмы.
Фамилия его была Кузнецов, и я его называл Кузнечиком, благо он был очень похож на это насекомое.
Певица Ольга буквально затерроризировала всю квартиру. Вопервых, своим громким оперным пением, особенно в пья ном виде и дуэтом с Кузнечиком. Вовторых, своим полным пре небрежением к нам. Обращение к нам было одно: "Шайзе!" Она, правда, утверждала, что это понемецки "уважаемые". А Риву называла не иначе как "юдише швайне" - "юная красавица" в ее интерпретации. Наше терпение было и так на пределе, а тут мы еще вдруг узнали реальный смысл ее обращений, что озна чало "дерьмо" и "еврейская свинья". Фрау Гильберт сделалась "персоной нон грата" в нашей квартире.
Взбешенная Рива стала выталкивать спившуюся "Брунгиль ду" из комнаты, выбрасывать вон ее концертные платья и туф ли. Ненавидя "фрю" всей душой, я принялся посильно помогать Риве, плюясь на обидчицу изза угла и приговаривая: "Шайзе, шайзе!". И тогда мерзкая гримаса исказила опухшее от пьян ства, порочное лицо "фри". Она глянула мне прямо в глаза и про шипела:
- Ах, гаденыш, и ты против меня? Да чтобы тебе сегодня жевсему, с головы до ног, оказаться в шайзе!
Наконец Рива палкой прогнала пьяную Ольгу из комнаты и спустила ее вниз по лестнице, причем жили мы на последнем третьем этаже дома с многочисленными верандами, столь ха рактерными для Тбилиси. "Шайзе!" - кричала ей снизу разъя ренная Ольга. "Юдише швайне!" - отвечала ей сверху не ме нее разъяренная Рива. Соседи высыпали на веранды и аплоди ровали победе Ривы над "фашистским" угнетателем.
Изгнание фрау Гильберт было столь радостным событием для меня, что я сразу же позабыл о проклятии "Брунгильды". А зря - если бы помнил и опасался, возможно, уберегся бы, пожалуй, от самой позорной истории в моей жизни.
Дело было летом, и меня водили, как в летний детский сад, на так называемую детскую площадку. Это была отгороженная территория бывшего детского парка "Арто", близ нашего дома. Контора, столовая и кавказский туалет. Последнее - это круп ные дырки в полу с двумя кирпичами по обе стороны оных в по мещении без перегородок, и с многочисленными дырочками в наружных деревянных стенах женского отделения. Дырочки были и в стене, отделявшей мужское отделение туалета от жен ского. И эти дырочки почти постоянно были заняты глазами наблюдателей. Поначалу и я, чтобы не отстать от других, проко вырял свою дырочку и делал вид, что внимательно смотрю туда. Было неинтересно, да и запашок стоял неподходящий для лет него отдыха, но я не хотел отставать от других.
За этим занятием ко мне както подошел старший мальчик лет двенадцати (мне было около пяти лет), непонятным обра зом шастающий по площадке для дошкольников. Приветливо улыбаясь, он предложил мне, на смеси русского и кавказских языков, стать с ним "юзгарами". Потом я узнал, что это, ка жется, поазербайджански означает "дружками". Я немедлен но согласился, ведь предлагал старший мальчик, а он плохого не предложит.
Но в обмен на "юзгарство" он предложил мне, как я понял только позже, побаловаться с ним не очень традиционным спо собом. Его предложение меня смутило, и я поделился своим бес покойством уже дома с мамой. Но мама, вместо спокойного разъяснения вопроса, подняла крик и все рассказала бабушке.
- У них на площадке завелся педераст, я не знаю, успел онили нет... - кричала мама бабушке, а та привычным движени ем пододвинула к себе страшный кухонный нож.
- Не педераст, а юзгар! - плакал я, не понимая ровным счетом ничего.
Назавтра, уже после изгнания фрау Гильберт, которое про изошло утром, на площадку отвела меня не мама, а бабушка. Я вынужден был указать ей на "юзгара", а затем бабушка зашла в контору к директору площадки и долго с ним разговаривала.
- Ничего не бойся, тебя защитят, если понадобится, - уходя, успокоила меня бабушка. Я остался на площадке, совершенно не понимая сути происходящего. Но скоро мне все пояснили.
Дело в том, что на детской площадке помимо упомянутых выше сооружений находился и аттракцион для детей, представ лявший собой огромный деревянный барабан на оси, помещен ный между двух лестниц с перилами. Дети забирались по лест нице наверх, держась за перила, толкали ногами барабан, кото рый с грохотом крутился на своей оси. Я часто крутил этот барабан, не подозревая, что и барабан может покрутить меня. Закон жизни!
Уже под конец дня, незадолго перед тем, как родители начи нали приходить за детьми, мне снова встретился "юзгар". Я было испугался, что "предал" его, но тот приветливо улыбался гни лыми зубами, как будто ничего и не произошло.
- Золот хочиш? - спросил он меня. - Тама много, я самавидэла, - и "юзгар" указал на барабан, который уже никто не крутил. - Тама много, я сэбэ взяла, думала, юзгар тожэ пуст сэбэ вазмет! - с закавказским "прононсом" добродушно про говорил "юзгар" и показал, как забраться сквозь деревянные спицы внутрь барабана.
Решив, что золото мне не помешает, я почти в полной темно те пролез сквозь спицы барабана внутрь. Запах там чемто на помнил наш любимый туалет с дырками и дырочками. Но, не смотря на это, я жадно принялся шарить по полу барабана, в на дежде найти золото. И таки нашел - "юзгар" был прав, там его было предостаточно! Тут барабан завертелся - видимо, "юз гар" успел взобраться наверх и начал ногами крутить его. Бара бан вертелся долго, стонов и криков моих изза его грохота ник то не слышал. "Юзгар", видимо, следил, когда придут за мной, и тогда уже, соскочив с лестницы, был таков.
Я, обливаясь слезами, в глубокой печали вылез из барабана и, оставляя за собой густой пахучий след, направился к маме, которая уже пришла за мной.