Выбрать главу

Без вопроса о смерти литературы (смерти автора, etc.) тоже, как водится, не обходится ни одно «приличное сборище» с писателем в главной роли. «Современная литература умерла?» – допытываются умники. «Современная литература не умерла. Я же есть!» – смеется смиренный автор, а потом слегка озадачивается. Любопытство народа нашего, так полюбившего считать чужие деньги, неистребимо: теперь вот у Уэльбека спрашивают, на что он потратит свой гонорар в миллион евро. «Э-э…» – тянет. Вопрос застает врасплох, и на помощь приходит ведущий: «Мишель же сказал, что будет ходить у нас по магазинам – значит, от гонорара ничего не останется!» Однако у Уэльбека есть более нормальные желания, нежели спускание «бабок» в столичных «шопах»: он хочет построить дом, который соответствовал бы именно его представлениям о доме. Признается, что очень любит архитектуру и, если б не писательская карьера (здесь именно это слово), то непременно стал бы архитектором, хотя… на самом-то деле, положа руку на сердце, не очень уверен: «Не знаю… Моя первая профессия – приходить в издательские дома; меня издатели принимали… И ничего другого я бы придумать не смог. Если б от писательства меня спас статус чиновника, ничего хорошего из этого бы не вышло. Мне повезло. Очень повезло…».

Потом кто-то с маниакальным любопытством поинтересовался, что все-таки может быть страшнее смерти. «Страдание страшнее смерти, это же совсем просто…» – пожимает плечами Уэльбек и, отвечая еще на какую-то банальность, говорит о том, будто одну нелепую фразу, использованную в новом романе «Возможность острова», вычитал в женском журнальчике. Вот она: «Жизнь начинается в пятьдесят, а заканчивается в сорок», – и Уэльбеку хочется довести все до полного абсурда, что он и делает, приподнимая маску, которой вроде бы и нет: «Ох, как бы глупость не сказать…». Он естествен, это подкупает – быть может, именно поэтому личная жизнь писателя не дает никому покоя. И вот уже кто-то безумно хочет знать, важнее ли для г-на автора «острота чувств или гармония с любимой», а также «мир внутри себя или гармония в государстве».

Нетрудно догадаться, что для Уэльбека «частная жизнь гораздо важнее всякой политики; взаимоотношения – самое главное». А какой-то особо одаренный читатель, не избежавший укола Бунимовича, поинтересовался, почему же роман «Платформа» назван «Платформой», хотя в тексте этого слова нет? «Как внимательно вас читают!» – смеется ведущий. «Потому что, – спокойно объясняет Уэльбек, – в книге больше всего мне нравится эпизод (за исключением последних страниц, конечно), когда рассказчик видит маленького мальчика, поднимающегося на платформу и не решающегося прыгнуть… Это ведь еще и от поэтической платформы, фантасмагорической…».

Мировая политика в отношении нашей необъятной страны мало занимает автора; он обходит молчанием вопрос «о негативном отношении Запада к России» и геополитике: «Я не очень информирован… Я вообще не понимаю, что это за геополитические интересы…» – смех в зале, переходящий в вопрос об успехе. «Поначалу, – говорит Уэльбек, – кажется, что ты только из ТВ вылез. Странно! Все смотрят на тебя как на не знаю что… И тебя нельзя потрогать… Странное ощущение». Дознание же о писательском отпуске не отличается оригинальностью, как, впрочем, и большинство ответов Уэльбека, что не делает вечер тем не менее ни капли скучным: «Я читаю. Стал недавно водить машину. Приятно поездить по городкам Франции, они очень милы… Много времени играю со своей собакой…».

Под занавес кто-то задает вопрос о пресловутой свободе творчества: «Что делать, если другой автор использует тебя в качестве персонажа… как Бегбедер?» «В конце концов к этому привыкаешь и даже перестаешь читать… про Бегбедера я не знал даже!» – удивляется Уэльбек. Что же касается другой «свободы», то многих занимал вопрос, каким образом роман «Возможность острова» попал к критикам раньше, нежели в продажу. «Понятия не имею, – разводит руками Уэльбек и смеется. – Предательство! Но это не я, не я – точно!».

А самый последний интерес зала был вот каким: «Мишель, что вы думаете о расселении в космосе? Необходимо ли бегство от земных проблем?». Как оказалось, Мишель, хотя особо о том и не думает, однако относится к сему крайне положительно: «Прекрасная мысль! – восклицает он. – Я бы с удовольствием и сам. Но есть некоторые технические проблемы… Да и скорость света накладывает ограничения… А было бы прекрасно! Хотя… эта проблема сложнее даже проблемы смерти…».

P. S. Мсье Уэльбек обещал автографы. Понимая, что просить закорючку у знаменитости по меньшей мере дурной тон, я тем не менее попалась на удочку «разглядеть мэтра поближе». И разглядела: чудом не задавленная двинувшейся на меня некоей пышной Russian Woman, я в миг оказалась плотно прижатой к столу, за которым уже сидел Уэльбек, и поймала на себе его усталый взгляд. «For Natali» – выводит он на только что купленной мной книге тонким капиллярным стержнем.