С утра Старинов поехал на левый фланг 16-й армии генерал-майора Рокоссовского, во второй половине дня под Серпухов. В мыслях только танки и мины. Мины и танки. Враг не должен прорываться через минные поля!
Илья Григорьевич даже не подозревал, как близок день серьезного разговора о партизанах.
Находясь под Серпуховом, Старинов получил телефонограмму генерала Котляра, требующего немедленно прибыть в штаб инженерных войск. Оставив все дела, он выехал в Москву.
— Вас ждет начальник! — разглядывая меня с откровенным любопытством, сказал дежурный по штабу.
Котляр принял сразу, прервав разговор с Галицким и другими офицерами. Он был краток:
— Вас вызывают в Кремль, к товарищу Сталину. На прием следует явиться в двадцать два часа ровно.
— Сейчас шестнадцать часов, — продолжал Котляр. — Поезжайте домой, отдохните, приведите в порядок обмундирование. Предварительно зайдите ко мне. Буду ждать в двадцать часов.
Ровно в двадцать часов, выбритый и отутюженный, Старинов вновь вошел в кабинет Котляра.
— Ну вот, совсем другой вид! — одобрительно произнес генерал. — Садитесь. Вызов, как я понимаю, связан с письмом Военного совета Юго-Западного фронта?
— Я тоже так думаю.
— Напомните, какие вопросы там поставлены?
— Обосновывается необходимость производства мощных противотанковых мин и мин замедленного действия, пишется о нацеливании партизан на разрушение вражеских коммуникаций.
— Продумали, что и как станете говорить?
— Мысли не новые, товарищ генерал!
— Тем лучше. Излагайте только суть и как можно короче.
— Я понимаю! Но есть ряд моментов, требующих пояснения. Возможно, товарищ Сталин не знает…
Котляр быстро перебил:
— Не заблуждайтесь, Илья Григорьевич! Товарищ Сталин все знает. Помните об этом. Помните, и ни в коем случае не горячитесь при разговоре. Пуще же всего остерегайтесь возражать! Могут быть обстоятельства, вам совершенно неизвестные, зато известные товарищу Сталину. Ясно?
— Последую вашим советам, товарищ генерал! — пообещал Илья Григорьевич.
В первую кремлевскую проходную Старинов вошел в 21 час 30 минут. У него проверили документы и наличие оружия. Оружия у него с собой не было.
Такая же точно проверка во второй проходной. В 21 час 50 минут он подошел к двери в приемную И. В. Сталина. Волнение было очень сильным.
В уютной, наполненной тишиной комнате уже сидели двое приглашенных, видно, раньше Ильи Григорьевича. Они были собранны, неулыбчивы, на коленях у каждого папка с бумагами.
Работники приемной предложили подождать.
Через некоторое время Старинову сказали:
— Товарищ Сталин принять вас не может. Вас примет товарищ Мехлис.
— Но мне нужно к товарищу Сталину! — возразил Илья Григорьевич.
— Пойдемте к товарищу Мехлису.
Первое, что бросилось в глаза в кабинете Мехлиса, — письмо Военного совета Юго-Западного фронта, лежащее на столе армейского комиссара первого ранга. Это обнадеживало!
— Слушаю вас, — выслушав представление, угрюмо сказал Мехлис.
Старинов начал излагать суть дела, но на третьей или четвертой фразе был прерван:
— Не о том говорите! Не это сейчас нужно!
Мехлис отодвинул письмо Военного совета, поднялся, вышел из-за стола и, расхаживая по кабинету, стал упрекать Илью Григорьевича и авторов письма в безответственности — о каких минах, да еще замедленного действия, о каких «сюрпризах» может идти речь, если армии не хватает обычных снарядов и нечем снаряжать авиабомбы?
— Глубокий вражеский тыл, коммуникации! — с едкой иронией воскликнул Мехлис. — Вы что, с неба упали? Не знаете, что враг стоит под самой Москвой?!
— Но мы учитываем…
И снова Мехлис перебил:
— Учитывать надо, что наступила зима! Что надо полностью использовать те преимущества, какие она дает! Нужно заморозить гитлеровцев! Все леса, все дома, все строения, где может укрыться от холода враг, должны быть сожжены! Хоть это вам понятно?!
Илья Григорьевич осторожно заметил, что леса зимой не горят и что они — база для партизан. А если жечь деревни — лишатся крова советские люди, оставшиеся на оккупированной территории.
Возражение лишь подлило масла в огонь. Мехлис обозвал Старинова и Невского горе-теоретиками, слепцами, потребовал передать генералу Котляру, что Подмосковье нужно превратить в снежную пустыню. Враг, куда бы он ни сунулся, должен натыкаться только на стужу и пепелища, и, наконец, разрешил идти.