«Полученные предметы очень скоро сносились, — читаю дальше в рапорте, — и больно было смотреть в городе гуляющего оборванного русского матроса, особенно в сравнении с чисто одетым английским солдатом». Жаловались своему начальству, но лишь месяца через полтора-два оно слегка подновило гардероб команды. На десять человек выдали по баночке ваксы, иголку и на тридцать человек — по катушке ниток. Люди роптали и требовали скорейшей отправки из Египта. «Русский матрос так и остался чуть не голый, забытый своим начальством… Но пришла революция (Февральская. — В. Б.), и мы почуяли свободу своего права требовать законное».
Вопрос упирался в деньги: матросы сидели без гроша в кармане, не имея возможности купить ни табаку, ни мыла, не говоря уже о чем-то более крупном. Но жалованье выдали лишь накануне отъезда из Египта.
«Три месяца прожили мы в Порт-Саиде, грязные, плохо одетые, без всякого дела, предоставленные самим себе, редко видя своих офицеров, из которых лишь лейтенант Зарин приходил поговорить с нами, почитать газетку, что особенно было нам дорого после революции, когда каждая весточка с родины находила живейший отклик в нашей душе…»
Новости из России волновали в ту пору в Египте не только русских моряков. Как сообщал весной 1917 года корреспондент Петроградского телеграфного агентства в Каире, «события в России составляют главную тему комментариев местной печати всех политических направлений». До осени приходили в Египет и русские газеты, после чего английские власти запретили их. Российскому посланнику А. А. Смирнову сообщили, что они «отрицательно влияют на местных жителей». Газеты эти, предназначавшиеся русской колонии в Египте, вероятнее всего, и читал матросам лейтенант Зарин. Колония эта была довольно крупной. По данным всеобщей переписи населения Египта 1917 года, там проживали 4225 российских граждан.
Русские люди жили преимущественно в Каире и в Александрии, но были они и в Порт-Саиде. По словам Мухаммеда Мограби, еще совсем недавно одна из улиц города называлась «Русской». Весной 1917 года наши соотечественники там избрали комитет «для представительства нужд местной русской колонии». Нельзя исключить, что среди них находились и политэмигранты, располагавшие соответствующей литературой. Впрочем, и в буржуазной прессе хватало новостей для горячего обсуждения. К тому же, вероятно, и сам лейтенант Павел Зарин был настроен революционно: недаром его вскоре избрали председателем комитета команды «Пересвета».
Словом, посланник Смирнов наверняка почувствовал облегчение, когда получил 10 апреля сообщение из Александрии о том, что основная часть экипажа «Пересвета» в составе 10 офицеров и 434 кондукторов и матросов отбыла в Марсель на английском транспорте «Саксон». Две группы моряков были отправлены во Францию еще раньше. 57 человек остались в Египте: 9 тяжелораненых — в госпитале в Александрии, остальные — в Порт-Саиде при командире корабля. Они должны были участвовать в спасении пушек с затонувшего крейсера.
Вскоре после гибели «Пересвета» возникла идея вторично поднять его. Однако за это сложное дело никто не взялся. Тогда решили спасти хотя бы новые пушки. В марте 1917 года на этот счет был заключен контракт с итальянской фирмой «Панелли». Работы должны были начаться той же весной и быть закончены через девять месяцев.
Тем временем команда крейсера застряла во Франции. Направили ее туда, а не в Россию потому, что намеревались использовать для комплектования экипажей судов, заказанных в Англии и Америке. Но поставки судов задерживались, и основная часть матросов с «Пересвета» осела в казармах города Брест. По словам помощника российского военно-морского агента во Франции капитана второго ранга Пашкова, ездившего на неделю в Брест, «команда находится под влиянием небольшого числа (около 60) крайних, которые называли себя максималистами». Разбиваться по мелким судам матросы не желали и требовали отправить всех вместе в Россию. Вслед за своим помощником выехал в Брест и сам военно-морской агент капитан первого ранга Дмитриев. Он застал команду митингующей «в присутствии нескольких агитаторов из русских эмигрантов интернационального направления». На митинге были избраны два делегата в Совет рабочих и солдатских депутатов — Петр Клюдиков и Иван Огуречкин. Вскоре они отправились в Россию.