Разговор так и идет по-русски, но временами доктор вставляет французские, английские или арабские слова.
— Дома у Вас разговаривали по-русски?
— Да, пока отец был жив — и еще по-французски. Школу я кончал французскую. Мои дочери русского уже не знают.
— Я сколько у Вас их?
— Четверо. Все замужем, все живут за границей. Двое — в Америке, одна — во Франции и еще одна — в Италии. Жена туда ездит к ним, а я нет. Я доволен жизнью здесь. Хорошие люди, хороший климат.
— А Ваша жена, она говорит по-русски?
— Немного. Когда в 40-х годах открылось советское посольство, все приходили лечиться к нам. И так тридцать лет. Временами даже некогда было принимать местных, — и неожиданно добавляет по-английски: — Мои лучшие годы я провел с русскими. Ну а жена помогала мне.
— Сколько у Вас внуков?
— Несколько, — отвечает доктор Бромберг. Потом долго считает в уме, шевеля губами, и уточняет; — Четырнадцать. — Но видно, что внуки его мало волнуют. Иных, наверно, он никогда и не видел.
В приемную входит пожилая, но моложавая женщина с крашенными под блондинку волосами. Вероятно, в юности она была хороша собой.
— Моя жена, — представляет Бромберг. Разговор продолжаем уже втроем.
— А не ходят ли к Вам русские эмигранты?
— Когда-то ходили, но уже несколько лет не видел ни одного. Они ведь старые уже, жили в русской богадельне в Гелиополисе.
— И что, богадельня существует и сейчас?
— Наверно, — говорит жена. — Это недалеко от кинотеатра «Рокси». Чуть вперед по улице — и справа. Она так и называется — «Русская богадельня».
— А Олег Волков бывал у Вас?
— Да, конечно! Это очень образованный человек! Вот он и есть председатель русского землячества.
— Боюсь, что Волкова уже нет в живых. Во всяком случае, в Гелиополисе распродается его библиотека.
— Вот как? — Помолчали.
— Кто же может рассказать мне о русских эмигрантах?
— Мадам Рабаб, — уверенно говорит жена Бромберга. — Она отвечает за русских в представительстве Комитета ООН по делам беженцев в Гарден-сити.
— У нас же нет паспортов, — добавляет доктор. — Только «лессе-пассе», удостоверения личности. Каждые десять лет продлеваем вид на жительство. Правда, без всяких проблем. Знаете, я считаю себя египтянином, хотя и не являюсь гражданином этой страны.
Я прощаюсь с супругами Бромберг.
— Вам надо бы заняться протезированием, — говорит на дорогу доктор. — Приходите как-нибудь ко мне, с Вас, русского, я возьму недорого.
Я обещаю, хотя и знаю заранее, что по стоматологическим делам никогда не приду в эту клинику. Мне симпатичен доктор Бромберг, но обшарпанный вид его квартиры не внушает мне доверия.
Через несколько дней вновь отправляюсь в Гелиополис. За кинотеатром «Рокси» расспрашиваю привратников о «Русской богадельне». Мне показывают какой-то дом престарелых, однако никто из его обитателей ничего не слышал ни о каких русских. Но мадам Рабаб, она-то должна знать!
Теперь мой путь — в Гарден-сити. Эта когда-то тихая аристократическая окраина Каира, примыкающая к Нилу, оказалась сегодня почти в центре города. Разыскиваю дом номер 8 по улице Дар аш-шифа, где находится представительство Комитета ООН по делам беженцев. Но мне не везет. Мадам Рабаб нет на месте, уехала по делам. Приезжаю через неделю — опять неудача: заболела. И лишь в третий приезд застаю ее.
Немолодая египтянка принимает меня любезно, но суховато.
— Русских эмигрантов в Египте больше нет, — говорит она. — Клуб продали в 1981 году. «Русская богадельня», она была в Гелиополисе, в доме номер 12 по улице Абу-Симбел, опустела и передана вместе с церковью грекам. Недавно в Каире умер последний из эмигрантов — Олег Волков…
Мне лишь остается поблагодарить мадам Рабаб за былую заботу о соотечественниках.
Глава 12
«На чужбине»
