Выбрать главу

Едва ли не первое, что бросилось в глаза, — цветная литография на стене в рамке под стеклом. Внизу — надпись по-русски: «Вход Господа нашего Иисуса Христа в Иерусалим». И более мелким шрифтом: «Дозволено Моск. Духовн. Цензурою 29 декабря 1880 г. Печатано в литографии А. В. Морозова». Видно, вклад кого-то из наших соотечественников.

Не размениваясь на разномастные иконы на стенах, иду рассматривать иконостас. Именно его, судя по документам, расписывал Билибин, и притом в русском стиле XV века. На алтарных дверях — по архангелу в человеческий рост. Справа — Гавриил, слева — Михаил. У них удивительно знакомые по старорусским иконам лица, какой-то светлый, праздничный облик. Внимательно разглядываю нижнюю часть икон: вдруг есть автограф? И — вот он: крошечными буквами инициалы «И. Б.», дата — «1921» и вензель в виде весов — фирменный знак мастерской художника на улице Антикхана.

Так вот они какие, билибинские иконы! А эта, двойная, на царских вратах? Справа — испуганная и вместе с тем радостная дева Мария, слева — архангел Гавриил, посланный ей Господом, чтобы сообщить ошеломляющую весть: «Зачнешь во чреве, и родишь сына, и наречешь имя ему: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего». Цитирую Евангелие от Луки по Библии, принадлежавшей Олегу Волкову. Внизу иконы «Благовещенье», яркой, солнечной, — те же инициалы, дата и вензель.

В 1921 году Билибин писал другу из Каира в Париж: «Порою меня очень тянет в Россию и, в частности, в Крым. Я стал более ярым националистом, чем когда-либо, насмотревшись на всех этих носителей культуры — англичан, французов, итальянцев и пр. Только сейчас начинаем чувствовать, как много мы потеряли».

Может, с этого горького размышления эмигранта и начался его путь назад, на родину. 16 сентября 1936 года Билибин на теплоходе «Ладога» прибыл в Ленинград. Долгие странствия художника закончились, он вернулся наконец на родную землю. Умер Иван Яковлевич шесть лет спустя, во время фашистской блокады города.

Да, мастер вернулся, и было бы справедливо, если бы созданные за годы эмиграции Билибиным работы воссоединились с их творцом. К тому же билибинские архангелы, например, стали уже разрушаться, кое-где с них облупилась краска. «Благовещенье» выглядит лучше, но и эта икона нуждается в реставрации. Если оставить все как есть, то лет через 20–25 жизнь икон оборвется, и мы потеряем еще одну крупицу русской культуры…

Мысль эту я высказал на страницах «Правды» в сентябре 1990 года в очерке о жизни Ивана Яковлевича в Египте. И встретил почти мгновенную поддержку со стороны председателя Советского фонда культуры академика Дмитрия Лихачева. По его поручению я начал вскоре переговоры с греками. Предполагалось сделать точную копию икон для госпитальной церкви, оригиналы отправить в Москву, а в порядке компенсации разницы в цене поставить для госпиталя кое-какое оборудование. Увы, переговоры пришлось прервать после развала Союза и ликвидации СФК.

Глава 14

Русский Египет

Душным октябрьским вечером 1921 года к скромному пансиону «Сесиль-хауз» в центре Каира подъехал пропыленный автомобиль. Из него вышли двое — высокий, с горделивой осанкой пожилой мужчина и миловидная женщина средних лет. Бросившийся им навстречу портье расплылся в радостной улыбке.

— С приездом, господин Голенищефф! — приветствовал он старика, выговаривая его фамилию на французский манер. — Добрый вечер, мадам! Значит, опять к нам! Надолго ли?

— Теперь надолго! — отвечал старик. — На полгода, не меньше. Буду преподавать в университете короля Фуада.

Так в жизни выдающегося русского египтолога Владимира Семеновича Голенищева (1856–1947) завершился «смутный период» неустроенности и неуверенности в завтрашнем дне. Теперь он вновь обрел твердую почву под ногами, получив должность профессора в стране, которую всей душой полюбил с детства.

Монастырь Св. Екатерины прилепился к скале, как гнездо орла
Архимандрит Симеон — хранитель библиотеки монастыря Св. Екатерины